Bibikhin V V - Mir - 1995 PDF

В. В.
БИБИХИН
мир
Курс, прочитанный на философском факультете МГУ

весной 1989 года
Издательство «ВОДОЛЕЙ»
ТОМСК -1995
ББК 87
Б59
В. В. Бибихин. мир 3
1
Учредитель издательства «Водолей»
Томская областная научная библиотека
им. А. С. Пушкина должен сразу извиниться перед пришедшими и,
может быть, расстроить их: я буду говорить не об
истории понятия, как сказано в объявлении, которое
В оформлении использованы страницы рукописей составлялось без меня. История философских
Леонардо да Винчи мнений о мире была бы заtватывающей темой,
открыла бы много неожиданностей, но у меня
просто нет для нее достаточных знаний. А главное,
Бибихин в. В. раньше, чем мы задумаемся о понятии, мы уже
Б59 Мир.- Томск: «Водолей», 1995.- 144 с. имеем дело с миром, не со словом, а с самой
вещью. Что это за вещь - мир? Наше положение
было бы незавидно, если бы мы не могли без
специальных знаний задуматься о том, в чем мы
Главный редактор Е. Кольчужкин движемся и существуем.
Подзаголовок «история понятия "мир"» не
Сдано в набор 07.08.95. Подписано в печать 10.09.95. отвечает нашей цели, и все-таки он возник не
формат 70хI(Ю Vз2. Гарнитура Тайме. Печать офсетная. случайно. Требовалось как-то прояснить тему, и
Печ. л. 4.5. Условн, печ. л. 7.56. Уч.-изд. л. 8.29. всего естественнее было организаторам этих фа
Заказ N~ 392 культативных курсов, да и всякому видящему, что
такая тема заявлена, подумать, что речь пойдет о
Издательство «Водолей" понятии мира. Неужели о мире самом по себе
634032. Томск. пер. Батенькова, 1. собираемся говорить? Мир велик; о нем ведут свой
дискурс многие науки. Они давно с целым миром
4-я типография ВО «Наука" не справляются, разбили его на части, части еще
630077. Новосибирск. 77. ул. Станиславского. 25 на другие части и на части частей. Вдруг опять
говорить о целом мире? Старо, странно.
Есть ли вообще в философии такая тема -
030100000о
Б Без объявл, мир? Похоже, ее там нет. Во всяком случае, в
М46(03)-95 философской энциклопедии статьи «Мир» не найти.
Говорят о вселенной, есть теории вселенной. Но
ISBN 5-7137-0025-9 имеется в виду определенный срез: физическое
устройство вселенной, галактики, туманности, рас
© Бибихин В. В., 1995 стояния, возрасты небесных тел. Может быть, мир
© «Водолей», оформление, 1995 это и есть вселенная? «Мир есть вселенная». Мы
невольно отшатываемся от такого определения, нам
4 В. В. Бибихин. мир В. В. Бибихин. мир 5
делается не по себе, мы ощущаем неуют, если хлеб по булочным, и делает это совестливо и
аккуратно на протяжении десятилетий, с очень
наш мир вселенная: оказываемся без крыши над
головой на крошечной планете в недрах бескрайнего редкими срывами,- это заставляет ВСПО".1нить об
удивительном порядке звездного неба. движении
пространства, где кроме обитаемого нами небесного
тела еще несчетное множество солнц, из них много
светил. Но при таком взгляде, так сказать, из
пространства вселенной на маленькую Землю и на
таких, что '.' и невообразимо больше нашего. В
сравнении с теми расстояниями в миллионы
маленький город Москву, наполненную миллионами
световых лет маленькие расстояния, например,
живых существ, разумных и неразумных, большого
между домами или городами на нашей Земле, достижения в том факте, что в целом в городе
начинают казаться совсем ничтожными. Человек,
побеждает порядок, усмотреть не удается. Похоже,
который видит себя крошечным на крошечной
что порядок как бы не человеком придуман; что
порядок в природе, в космосе, в движении светил
планете, не может не думать невольно о
явно не хуже, в целом совгршеннее и удивительнее,
малозначительности своих маленьких движений и
чем порядок человеческого общежития. Похоже, что
действий в масштабах вселенной. Выходит всё
человеческий порядок как бы только подражает
равно, что я делаю, маленький; разницу между
порядку природы, и в соревновании между порядком
одним и другим, скажем, стоянием и лежанием,
подъемом и опусканием из-за мелкости самого
общества и порядком при роды человеческий порядок
феномена становится трудно уловить. О чем,
неизбежно проигрывает. отстает, как бы запутыва
собственно, речь? Заползет ли муравей просто в ется в самом себе, начинает требовать непомерно
много сил для своего поддержания, нуждается в
щель своего муравейника или будет еще продолжать
заимствованиях из порядка природы. В грандиоз
мужественно отстаивать, скажем, правопорядок в
ности человеческий порядок тоже, конечно, уступает
муравейнике и вокруг него - велика ли разница?
порядку природы. В самом деле, организовать
С этих гор, с верхних этажей этого здания
Москва похожа на большой муравейник. То, что
теплоснабжение и водоснабжение даже очень
люди, тысячекратно пересекаясь между собой, большого города или дорожную сеть на шестой
уверенно идут каждый своим путем и на ночь
части суши - одно дело, а на миллиарды лет
пустить в ход с невероятной, неуклонной точностью
находят, где приютиться, а с утра снова несколь
целую планетную систему и бесчисленное множе
кими миллионами начинают вдруг все двигаться,
ство таких систем другое. Словом, порядок
выходят из домов, причем мало кто встает поперек
человеческого общества оказывается в рамках и 8
порядка, и эксцессы по существу немногочисленны,
масштабах вселенной только подражанием, да и не
так что могут до поры до времени почти не
очень удачным, со срывами, порядку вселенной.
учитываться,- эксцессы как бы только высвечивают
порядок, подчеркивают его победу,- это удиви Мы редко смотрим так на свое общество словно
с высоты птичьего полета, редко думаем, какая
тельная картина. Человек, который ежедневно в
пять утра, повинуясь чувству долга, словно
пылинка Земля и как на этой пылинке затеряно
среди миллиардов людей наше маленькое сущест
категорическому императиву, встает, чтобы к шести
вование. Что это из-за желания уйти, как
или еще раньше по утреннему холоду развести
улитка, в свой домик, чтобы не видеть, не слышать? в космосе, человек докажет себе, что он не
Чтобы не думать, зачем в глубине одной из тысяч песчинка или не обычная песчинка, что он очень
галактик.. в лучах одной из миллионов звезд на даже может потягаться силами с космосом? Не со
ничтожном пятачке маленькой планеты должна быть всем, конечно, а только с частью.
еще зачем-то нужна улитка? ИЛИ все эти потуги человека что-то взорвать,
Или, кто знает, человечество мало думает о куда-то взлететь, что-то радикально переналадить
своей крошечности потому, что оно на самом деле - только безумие в самом прямом смысле слова?
очень сильно и чувствует, что ему суждено разжечь Только ребяческое временное но все равно
во вселенной пламя разума, распространиться в страшное - заблуждение? Что если видимая им
некую космическую цивилизацию? Может быть, вселенная, куда он порывается, на самом деле
недаром человек уже сейчас умом охватывает скрывает свое существо; что если она пронизана
галактики, заглядывает в далекие уголки вселенной? не законами массы и расстояния, аневедомым
Неужели зря? Интуиция вроде бы не должна другим началом? Разве не так, собственно, оно и
обманывать, она редко обманывает, она не обманула есть? Физика не нашла зерна вещества. То, чем
Колумба, разве что он назвал новую землю Индия, пронизана и чем сцеплена вселенная, по совести,
а она оказалась Америка,- еще богаче, неожидан неизвестно. Что ее держит, что ею правит, где ее
нее. Так что недаром из человеческого муравейника начало, где конец, неизвестно.
уже нацелены щупальцы, радиотелескопы в немые Человек воображает себя песчинкой и не потому
лимые пространства? И опрометчивость, с какой ли размахивается как можно шире в космическом
человек делает свои первые довольно нелепые пространстве, силясь утвердить свое величие, на
попытки прыгнуть в то пространство, тратя почем деле подтверждая свою малость. Но его представ
зря лучшие богатства своей пока еще единственной ление о себе как о ничтожной частице вселенной
Земли и буквально превращая ее в пустырь, чтобы поверхностно, вторично, оно появляется там, где
послать на смехотворно близкое расстояние в забыты и исходное царственное чувство человече
пустоту космоса, так сказать, на несколько шагов ского младенца в мире, и доводы логики. Логика
от собственного дома, кусок металла с видящими говорит, что мы не можем быть малой частицей
и чувствующими приборами,- только первый шаг, вселенского целого. В самом деле, допустим,
и мы научимся потом перенаправлять движения вселенная бесконечна. Всякая часть бесконечности
планет, а то и что-нибудь побольше? есть бесконечность. Всякая бесконечность равна
Вряд ли только, это уже сейчас можно с полной другой бесконечности, поскольку бесконечность не
уверенностью сказать, человек сделает лучше, чем может быть меньше бесконечности. Мы часть
природа. Скорее всего, будущий устроенный им бесконечной вселенной. Следовательно, каждый из
космических масштабов порядок опять будет про нас в качестве части вселенной - бесконечность
игрывать, медленно, но верно, а то и катастрофи и равен вселенной. Допустим, наоборот, что
чески, порядку вселенной, как и теперешний вселенная конечна. Если она конечна и притом
человеческий порядок проигрывает порядку при роды. единственна, иначе была бы не вселенной, а частью
Но уж тогда, по крайней мере, натворив дел какого-то другого целого, то такая вселенная -
8 В. В. Бибихин. мир
конечная и единственная обладает в себе нам в высшей степени все равно, что они там и
уникальным свойством, а именно устроена так, что,
кому доказывают. Мы полагаемся на чутье и еще
несмотря на свою конечность, не имеет ничего,
очень хорошо, если иногда проверяем его расчетом.
чего бы ей недоставало, т. е. обладает уникальным
Однажды я решал с пятиклассницей физические
свойством полноты, и значит каждая ее часть
задачки. Не то что она упустила усвоить материал,
такова, что без нее вселенная будет уже не полной,
нет, но она как-то совершенно одинаково вставала
т. е. каждая часть равносильна целому в том
в ..тупик и перед сложным, и перед простым
смысле, что мельчайшая часть оказывается точно
дсиствисм. Уже решенное не укладывалось у нее
таким же условием полноты целого, как самая
в голове и не прибавляло ей уверенности, даже
большая часть и как совокупность вселенной.
наоборот: чем больше операций было выполнено и
Эти силлогизмы обладают математической досто
записано, тем больше были ее сомнения. Вдруг я
верностью. Но они не имеют для нас силы. Они
догадался: ты не веришь, что математические
имели силу для человека, всерьез принимавшего
действия дают правильный результат? Она не
метафизику. Мы презираем метафизику. Мы
верила. И в таблицу умножения не веришь? Нет.
переполнены диалектикой, которая валит метафи
Но в то, что дважды два четыре? С удивлением
зику с ног. Ну и что, что мы бесконечны. Все
она признала, задумавшись, что не верит, что
относительно, бесконечность есть конечность. Закон
дважды два четыре. Что-то было тут для нее
единства противоположностей гласит, что конечность
неубедительным, у нее оставалось ощущение
и бесконечность неким образом одно. Полнота
подвоха. Не только этой девочке: дважды два
относительна, полнота есть неполнота, неполнота
современному человеку не убедительны. Что там
есть полнота. Мы же ведь все-таки стоим на
логика, говорящая, что человек равен вселенной:
современном уровне философского развития. Мы
даже та простая логика, что от вытаптывания земли
поэтому с порога отвергаем метафизическую логику.
мы получим вытоптанную землю, никого не
То ли человек во вселенной крошечно мал и на
убеждает. А вдруг нет.
Фоне гигантских горящих звезд его копошения
У нас у всех есть хорошая доля презрения к
безразличны, то ли человек равен вселенной и
философии, к ее бессильным рассуждениям. Это
каждый его поступок отзывается на вселенском
презрение только для приличия смягчено неуверен
целом, - кто разберет, может быть, по закону
ным допущением, что вдруг все-таки в этой
перехода количества в качество то и другое верно,
философии что-нибудь да есть. Правда, подозрения,
поступки безразличны и поступки важны, все течет,
что в философии что-то еще скрывается, становится
смотря как смотреть, посмотришь так и вроде бы
все меньше. Надо поискать философа, который
выходит так, посмотришь иначе и вроде бы все
верит в философию. Философская публицистика в
выходит иначе.
средствах так называемой массовой коммуникации
Логическим умозаключениям мы не верим. Какие
все время пытается сделать вид, будто у нее на
еще парадоксы бесконечности, что за изощрения.
руках еще есть нетронутая стопка козырных карт,
Глубокое или даже садистское равнодушие к
когда на самом деле у нее, похоже, и вообще на
выкладкам разума - наша общая черта сегодня, руках уже никаких карт нет. Из «философских
идей», опустошенных до последней пустоты, выко подробном календаре, и все равно не найти себя.
лачивается последний прок, уже едва ощутимый, Найти себя в пространстве мало. Надо найти себя
с тем единственным бесспорным результатом, что в мире. Человек живет в окружающей среде. Этого
иренебрежения к философии становится больше. мало. Иметь место в окружающей среде, скажем,
Мы не надеемся на рассуждения, мы надеемся на восточноевропейской равнине в таком-то ее
на интуицию и волю. От воли, похоже, осталась городе или селе, мало. Человек еще не обязательно
только воля к воле. Мы блюдем Форму волевого нашел себя, даже если нашел себе тут дом и
поведения тем настойчивее, чем больше мы больше, прописку . Надо найти свое место в мире.
растеряны. Что мы растеряны, мы всего меньше Что бы это могло значить?
готовы признать. Кто-то, может быть, растерян, но Найти свое место в мире заведомо трудно.
не я. А если я все-таки растерян, то не должен Говорят, что в России найти себя особенно трудно.
показыватъ, хотя бы для того, чтобы не ставить Многие не находят. Мало меняет дело то, что они
себя в глупое положение. потом все же как-то устраиваются. Людям, конечно,
Уверенная воля нам нужна именно потому, что ничего другого не остается, когда они не нашли
мы растеряны. Мы растеряны не временно и себя, кроме как устроиться - устроить себя,
отчасти, а в таком же смысле, в каком ходим на например, сформироваться в культурную личность,
двух ногах. Мы растеряны потому, что нам никак построить ее из подручных средств. В число
не удается собраться. Стоит нам задуматься, мы подручных средств войдут, конечно, и многие части
по меньшей мере раздваиваемся. От этого мы самих себя, неузнанных, ненайденных. Но устрой
стараемся не задумываться, особенно когда «зани ство себя человека не устраивает. Оно устраивает
маемся философией». Мы не хотим признаться себе, кого-то другого. Как могло быть иначе, ведь
что растеряны,- и тут же невольно признаемся, устроившийся, устроивший себя, с самого начала
говоря, что ищем себя. Если бы мы не были устраивал по-настоящему не себя, себя он не нашел,
растеряны, какая была бы надобность искать себя. он устраивал кого-то другого.
А между тем «найди себя» - не реабилитационная Спросим иначе: спросим, не как найти себя,
программа для отдельных индивидов, хромающих как найти свое место в мире, а спросим, как
в стороне от общей колонны, а дело каждого и, найти мир? Может быть, найти себе место в мире
похоже, первое дело. потому и не удается, что мы ищем не только еще
Кто-нибудь скажет: что же меня искать? Вот неизвестного себя, но и неведомо где.
он я, и могу, чтобы удостовериться, похлопать Мы растеряны, мы не можем найти себя не
себя по бокам. Но человеку, оказывается, мало потому, что с нами случилось что-то неладное,
просто обнаружить свое тело в пространстве, чего надо стыдиться как глупости, а потому, что
скажем, в таких-то координатах земного или не знаем, где искать, не знаем, где мир. Мы в
космического пространства (на Луне). Человек мире. Мир неведомо где. Может быть, мира уже
может с полной определенностью знать свое нет. Мы не в силах найти себя и растеряны
местоположение во времени и в пространстве, свою потому, что нет того самого, в чем наше место.
точку на самой детальной карте и в самом Дело не в нас, дело в мире.
В. В. Бибихин, мир 13
Мир нельзя увидеть даже не потому, что он
Нам, возможно, скажут, что мы заблудились в
велик и включает не только то, что есть, но и
трех соснах. Мир вот он: все, что вокруг, близко,
далеко ли, все, что существует и все, что не
то, что еще только может быть; и мир нельзя
увидеть не потому, что каждый видит мир
существует,- всё мир. Мир - это просто всё.
по-разному; и не потому, что в мире, который я
ДpeBH~e греки так его называли: to рап, ta panta
вижу, нет меня, а в мире, как его видит другой,
все, вся, всяческая. Может быть не надо
усложнять? Может быть, как раз ни~его проще я есть, так что они всегда не полные миры, значит
не миры. Мир прежде всего нельзя увидеть как
мира нет, раз он по определению - всё: бери
раз по той причине, по которой кажется, что его
все, ровным счетом ничего не исключая, и
всего проще увидеть: потому что он целое. Пытаясь
получишь мир. Схватить отдельные вещи с их
охватить всё, мы не случайно добавляем: всё в
расплываюшимися, сливаюшимися границами
мире, всё в целом. Но всё становится целым не
это, действительно, очень сложно, но мир'? Вот он,
потому, что досчитано до конца, как художествен
смотри, живи. Не потому ли, что «всёя - это
предельно просто, философы не нам чета,
ное произведение приобретает цельность не тогда,
когда включило, наконец,' изображения и людей,
настоящие, занятые делом Философы не
включили тему «мир» В круг своего исследования.
и животных, и растений, и минералов. Не целое
возникает в момент, когда налицо сумма его
Они переходят непосредственно к важным задачам,
составляющих, а всегда наоборот, мы говорим о
к трактовке этой всеобъемлющей мировой данности,
сумме, когда ощущаем целое. Всё в целом мы
к мировозэрениям, которые могут быть истинными
сосчитываем, целое угадываем. Не целое
или ложными, между прочим. Вот где кипят
измеряется суммой, а сумма примеряется к
идеологические схватки, вот где острые умы
невидимому целому, пока не совпадет с ним. Мы
изощряют свою способность схватывать в единой
говорим «целая тарелка» не тогда, когда заполнена
картине необозримое множество явлений и словно
до самых краев ее емкость. Все вещи в мире -
бы взором полководца с возвышения, откуда всё
условные цельности и существуют, пока относи
видно, вооружившись к тому же инструментами
прозорливого видения, обозревать пестрое многооб
тельно целы. Мир - безусловная цельность, целое
как таковое. Как налитая с верхом тарелка - не
разие явлений, оценивать их подлинную суть,
отбрасывая малосущественные, привходящие. акци
«целая», так «целый мир» - не нагромождение
дентальные, мешающие широте обзора детали,

всего на свете. Избыток зла, хаоса не нужен для
целости мира, наоборот. Можно было бы сказать,
чтобы затем направить схваченные в целом мировые
что мир существует по способу художественного
явления по какому-то руслу - по правильному ,
произведения, полнота которого ощущается, но не
в свете целого, а то они пошли бы по
непраВИ.1ЬНОМУ руслу.
вычисляется. Но вернее сказать, что, наоборот,
На это надо спокойно возразить, что все, что художественное произведение существует по способу
целого мира, осуществляется постольку, поскольку
мы видим, когда что-то видим,- это части мира,
и мы никогда не видим мир в целом. Если есть
достигает его цельности. .
что-то безусловно невидимое, так это мир. Логика не доказала нам, что мы как часть
бесконечности бесконечны или что от каждого из догадываемся. «Целый мир» бывает, когда нас
нас как части целого зависит, будет ли целое захватывает чувство, одновременно с которым мы
целым или не будет. Но логика, пожалуй, косвенно чувствуем, что оно не очерчено нашим телом, а
что-то все же доказала. Она заставила думать, что относится ко всему. Таким чувством может быть
мир - целый мир - существует не по способу беспричинная радость, которая стоит у здравого
суммы составляющих, не по способу расчерченного смысла под большим подозрением. Беспричинная
пространства. Та же правда перед нами мелькнула, радость относится ко всему миру, нам тогда
когда мы говорили, что найти свое место в мире кажется, что целый мир хорош, и мы несомненно
не значит определить, в каком месте восточноев знаем, что во всем мире нет ничего, что избежало
ропейской равнины мы географически находимся. бы этого чувства, т. е., стало быть, мы неким
Мир существует не по способу множества элементов. образом охватываем этим чувством целый мир.
Поэтому когда нас хотят, что называется, привести Раньше мы, скажем, видели в мире темную и
в чувство, широким жестом показывая: да вот же светлую стороны, он делился на свое и чужое, но
он, мир, вокруг! мы слышим в этом приглашении в захватывающей радости он один, весь хорош,
что-то нескладное. Нам показывают на вещи, много целый, а если бы не был весь хорош, то и радость
вещей, а приглашают увидеть в них то, что в была бы не такой. Или наоборот: бывают состояния,
них видеть нельзя и можно только поверх них когда весь мир - именно весь - кажется словно
угадать, ощутить: полноту. Я ее не ощущаю, мир подточенным, во всем начинает мерещиться обман,
для меня, возможно, давно распался. За жестом неладность, всё словно поползлось, даже мы сами.
«да вот же он, мир!» стоит нежелание заметить, Мы не любим таких состояний, пытаемся развеять
что с целостью мира не все в порядке. их. Но они роднят нас с целым миром.
Мир нельзя видеть, нельзя, даже очень поста Это, скажут нам, только настроения, психология.
равшись, определить его и сказать: вот он, внутри Нам вместо хорошей философии, оперирующей
пределов. Он сам предельное целое. Мы не знаем, содержательными концепциями, хотят подсунуть
что такое целое; мы его узнаём, когда оно есть. психологию, да еще хуже, какой-то импрессионизм,
Оно всегда относительно, мы к этому привыкли, мерцание смысла, когда надо крепко взять понятие
но мир - безусловное целое, привычки которого в руки и держать его, не выпуская. А настроения
у нас нет. Между тем мы на каждом шагу уверенно - мало ли у кого могут быть какие настроения.
и легко говорим: мир, весь мир, целый мир. Миру Правда, вспомнят, у Хайдеггера настроение значит
то и дело дают определения: мир широк, мир что-то важное. А сам Хайдеггер теперь вроде бы
тесен, мир прекрасен, мир тюрьма. «Дух челове уже признанно занял место в современной мысли.
ческий - в плену. Плен этот я называю "миром", Из-за Хайдеггера понятие настроения начинает
мировой данностью, необходимостью» - так начи исподволь проскальзывать в академическую фило
нается книга одного русского философа. Мир дарят. софию. Во всяком случае, маленькая статья
Это значит, что каким-то знанием - но не в «Настроение» включена в философский энциклопе
результате пересчета предметов - мы знаем, что дический словарь. В пятитомной философской
бывает такая вещь, как полнота. Мы о ней энциклопедии уже упоминалось мельком, что в
философское сознание понемногу внедряются, - не Мы же видим, что все на свете так: то расплывается
во всякое пока, а в сознание философов-пероона и разбрасывается, так что не уловишь и не
листов, т. е. не вполне еще наших,- такие соберешь, то снова створоживается в целостную
«непривычные для философии понятия), выражаю форму. Форма единства, целостная форма - это,
щие «острые моменты обыденного человеческого говорят нам, закон жизни, закон всего действи
существования), как настроение, забота, страх. тельного. Организмы. социальные процессы, кораллы
Они - объясняют нам - «моменты человече - всё неким образом кристаллизуется в целостные
ского существования). Т. е., по-видимому, челове формы. Так и поток жизнеощушения. Нечего
ческое существование, как бы неизменная субстан спрашивать, откуда взялась целостная форма. Ею
ция, имеет свои состояния, как бы акциденции; к всё на свете устроено; в конце концов, даже хаос
последним относится настроение. Объяснение рас - только определенная степень ослабления цело
считано на общепонятность. Мы узнаем привычное: стной формы. Всякое познание, учат нас, тоже
есть человек, есть его настроения, они приходят «начинается С нерасчлененного представления о
и уходят, но это не беда, от них остается опыт, целом), а если бы не было целого, мы ничего не
личность обогащается, питается потом зарядом смогли бы и познавать. Так что, нас пристыдят.
былых настроений, делается более зрелой, анали не надо спрашивать, откуда взялась целостная
зируя их смену. форма. Без целостных форм не было бы ни сущего,

В уже упомянутой статье «Настроение) читаем ни познания. Между прочим, мир - тоже целостная
прямо-таки дефиницию: «Настроение - целостная форма, а именно верховная форма самой всеобъ
форма жизнеощущения человека). Как это понять? емлющей цельности.
Опять все вроде бы само собой разумеется. Что все же такое цельность? Вопрос способен
Существует жизнеощущение человека; знаем же вызвать теперь уже раздражение философа, занятого
ведь мы по себе, что живем и одновременно важными проблемами. Это цельность, само собой
ощущаем, что живем. Наше жизнеощущение, далее, ясно! Нет, все-таки? Это единство! Но что такое
похоже на поток,- положим, на ту реку, о которой единство? Единство есть свойство единого, одного.
как будто бы говорил Гераклит, или на поток Что такое единое'? В самом деле, что такое одно?
сознания, о котором говорят в 20-м веке. Словом, Число. Что такое число'? Неизвестно. Определения
жизнеощущение это некий поток жизни. Всё течет числа не сушествует. Число определяют через
ивсё изменяется, или наоборот, все течет и ничего количество, количество через счет, счет через
не меняется; дело не в деталях, а в том, что единицу, единица число. Можно как угодно
наше жизнеощущение - недооформленный поток, формализовать эту процедуру, например, можно
приобретающий в настроении целостную форму. определять число как «понятие, служашее для
Откуда спустилась целостная форма? Как она количественной характеристики предметов), с от
смогла ввести в свои берега поток жизнеощущения? сылкой к термину «количество), причем количество
На этот вопрос мы уже 'не слышим ответа. определяется как «отображение общего и единого),
По-видимому, для автора определения речь идет единое, в свою очередь,- как «начало множества),
опять о слишком понятных вещах. Как-то смогла! «множество» как «класс), «класс) как «совокупность
элементов», т. е. опять единство единиц, число. которых никогда еще не знало человечество; и
Можно еще абстрактнее: число есть «класс всех они, математика и науки, будут развиваться
равночисленных классов», а «равночисленные клас дальше,- при условии, что им не будут ставить
сы» суть классы, между всеми элементами которых палки в колеса, некстати напоминая о неопреде
соблюдается одно-однозначное соответствие, т. е. лимости числа.
элементу одного класса можно без двусмысленности Но, может быть, блестящая слепота науки,
сопоставить элемент другого класса. Но ведь заботящейся о точности и правильности своих
«элемент класса» невозможно определить иначе, операций и не задумывающейся, по своему существу
как единицу, единица есть число. Из тавтологии неспособной задуматься о том, что вне этих
при определении числа мы при любой формализа операций, о 10М, с чем она имеет дело до научной
ции не выбираемся, достигая только того, что обработки, поскольку предметом науки может стать
запутываем себя, чтобы уйти от встречи лицом к только то, что заранее уже подвергнуто научному
лицу с этим неведомым число, единицей. «представлению»,- эта блестящая слепота науки,
Единство есть единое, единое есть число, число которая позволит ей развиваться и тогда, когда на
ссть счет единиц, количество единств. Стоп. дальше Земле не останется земли, когда придется решать
пути нет. задачи жизнеобеспечения застекленных автономных
Но, может быть, пора честь знать? Не колоний в космосе, и когда не останется уже
уподобляемся ли мы той школьнице, которая не никакого бытия, тогда она придет к своим самым
верила, что дважды два четыре? А мы встаем в головокружительным изобретениям, тогда только
тупик перед единицей. Заблудились даже не в трех избавится от всех помех,- может быть, эта слепота
соснах. Надо же, наконец, соблюдать какие-то науки к тому, что не научно, происходит не по
правила философского приличия, не придираться к оплошности деятелей науки, а оттого, что наука
мелочам, заняться делом. Все ведь знают, что такое однажды разрешила себе навсегда забыть, что она
единое. Единое есть единое. Пора бросить, скажут не знает,что такое число, не энает, словно во
нам, словесные фокусы; так много насущных задач, сне, чем она оперирует, знает только, что оперирует
их надо решать, а не высматривать сложности там, и продолжает и может продолжать оперировать?

где уже все понятно и просто. Обратитесь к жизни, Что бытие науке безразлично по существу
довольно игры ума. безразлично, потому что она ничего в принципе
Вся жизнь теперь, между прочим, строится на не видит, кроме своих операций, и в этих
научных основах. Вся наука математизирована. А операциях бытие остается аккуратно обойденным,
вот мы вдруг обнаружили, что неизвестно, что хотя и необходимым, необходимым по необходимо
такое число, начало математики. Впрочем, о сти обойденным,- может быть, это безразличие
неопределимости числа знали всегда, и это не науки к бытию происходит оттого, что наука не
мешало математике развиваться. даже наоборот. знает, что такое число, единица, единое?
Избавившись от ненужной метафизики, математика Что за странное предположение. Наука скользит
и другие науки впервые стали прогрессировать с мимо бытия, потому что не хочет задуматься о
нестесненной быстротой, достигнув результатов, том, что такое единица, число? И вдруг мы
вспоминаем: по древнему определению, единое есть заново переписать историю философии. Но лучше,
бытие. Странно. да, было такое. Это в платонов если мы будем просто помнить, пусть не понимая,
ском «Пармениде». И не только. Единое есть бытие, что в ней написано: unum et esse conveгtuntur,
бытие есть единое - это, собственно, вся бытие и единство взаимообратимы. Не то что бытие
античность. И все Средневековье. И Новое время, приобретает со временем, постепенно, по ходу
между прочим, долго тоже, пока не забылось это развития черты единства "::Iи с ~MOГO начала
- единое есть бытие. Так что же, бытие упущено Обладает единством как своеи чертои или призна
наvкой и техникой с самого начала по той простой ком, а другое: бытие есть единство, нет единства,
причине, что наука и техника упустили спросить, которое не было бы бытием, нет бытия, которое
что такое число, что такое начало числа, единое? не было бы единством. Мы упираемся в тупик.
Не может быть! Зачем сразу такие крайности, Ну вот, недоставало вставать в тупик перед
такие парадоксальные выводы. Не задумываться же старинным парадоксом. Возможно, он уже давно
науке и технике над каждой единицей, усматривая благополучно разъяснен. Существует же для чего
в ней бытие. нибудь дисциплина истории философии. Или еще
Кроме того, древние, наверное, имели в виду проще: хотя бы и не разъяснен, все равно ведь
просто какое-нибудь иносказание, хитроумную на известно, что Платон - это метафизика, а
зидательность. Ну конечно же: они, возможно, метафизика преодолена. Хайдеггер разрушил мета
просто хотели сказать вот это самое, что бытие физику. Разве не так у него поставлена задача
невозможно без единства, без цельности, тяготеет _ деструкция метафизики? Какое после этого еще
к целостным формам. Размытая первоначальная может быть, серьезно говоря, единое, взаимообра
туманность постепенно свертывается в клубки, тимое с бытием? Может быть, еще «умопостигаемое
сволакивается в волокна, в нити, в струны,
единое»? Что-то из мира идей? Мы давно
приобретает числовую структуру. Вот вам и ответ, успокоились, что никако~ потустороннего ~ир~
разъяснят нам: бытие всегда тяготеет к целостной идей нет, и когда мы сеичас говорим «идеиныи
форме, к числу, а древние, парадоксалисты, мир», то имеем ввиду, наверное, не трансценден
выразили этот очевидный факт в причудливой тные сферы. Надо, подумают про нас, иметь
форме: единое есть бытие, бытие есть единое. праздный ум, чтобы на досуге разбирать, что такое
Нет. Платон в «Парменидея говорит не о том, единое, что такое тождество и почему бытие даже
что бытие тяготеет к единству и что все постепенно не «тождественно» единому, а просто есть единое.
неким образом сволакивается в волокна и сплетается у древних, наверное, был - они же рабовладельцы
в цельности, мало-псмалу образуясь. Он и вся - этот досуг, схоле, их философская «школа». А
классическая философия упрямо повторяют свое: у нас сколе нет, нам недосуг. В конце концов, у
единство не свойство и не тенденция бытия, бытие нас нет настроения входить в эти единые, иные,
есть единое, единое есть бытие, unum et esse
тождества.
conveгtuntur. Никакое количество диалектики не Между прочим, «нет настроения» вовсе не
поможет разгадать эту загадку. Мы можем разве значит, что в нас вообще нет никакого настроения,
что снова закрыть на нее глаза. Или еще раз как раз наоборот. «Нет настроения» - т. е. нет
настроения для этого вот, а именно потому, что но, и только под защитой чужого участия мы
мы настроены делать что-то другое. Настроение перестаем стыдиться. Настроение мгновенно заде
как раз есть, мы только не знаем точно какое вает: «Что С тобой?» Его каким-то неведомым путем
хотя знаем определенно, что это не на~троени~ замечают раньше, чем особенности костюма,
разбираться, единое иное ли другому или неиное состояние здоровья. Придите в странной одежде,
ему и бытию. Настроению нет дела до единого и могут не заметить. Придите без одежды. В
его иного. Правда, н~строению, честно говоря, нет некоторых местах это разрешается и уже привычно.
дела и до «целостнои формы». Настроение - это Но необычное настроение никогда не будет
настроение.
оставлено без внимания. Настроение чувствуют,
Настроение - это когда за суетой иненужными даже если отвернешься. Есть общепринятые настро
встречами, за раздергивающими заботами неведомо ения. <<.Я не в настроении» говорится, когда
откуда, может быть, из детства просится не музыка, настроение необщепринятое. «Я не в Форме»
не сама музыка, а словно только один ее значит не в силах придать себе требуемую в
неслышный тон, он заглушен шумом, но будет обществе Форму, настроение сильнее меня. С
яснее слышен, когда мы останемся наконец наедине настроениями борются. Ни с чем никогда не
с собой и пойдем по людной вечерней улице. борются так, как с настроениями. Вторгаясь в
Настроение захватит нас, и не только нас, а всё общество со своим особенным настроением, я могу
вокруг склонит в свою сторону, и МЫ словно быть уверен, что иду на конфликт: озадачу,
завороженные будем бояться, что его что-то спугнет. расстрою, настрою и уж во всяком случае обращу
Такое настроение может превратиться в стихи, на себя внимание. Почему так?
которые не нарушат настроения, а наоборот дадут Значительность общения детей с взрослыми и
ему быть собой и остаться навсегда и' стать друг с другом в немалой мере происходит оттого,
настроением других людей, может быть, очень что дети не прячут своего настроения и при
многих, может быть, настроением времени; или общении с ребенком имеешь дело не с его взглядами
настроение превратится в музыку - оно ведь и на мир, а с самим миром, каким его делает для
так с самого начала было неслышным тоном; или ребенка настроение. У взрослых мы почти никогда
ни ВО что не превратится, а развеется, когда чей-то с открытым настроением дела не имеем, а обычно
голос проницательно спросит со стороны: «что ЭТО только со скрытым, подавленным настроением. Нам
ты сегодня такой задумчивый?» и мы к кажется, что, общаясь, мы обмениваемся мнениями
собственному стыду поспешим заверить, что вовсе и говорим о делах. Однако прежде всего мы в
нет, что все это так, ничего.
любых условиях общения общаемся между собой
Почему настроение так заметно? Почему, еще своими настроениями. Не случайно власть интере
только издали видя человека, с которым у нас суют не мнения общества,- если интересуют, то
деловое общение, мы спешно и старательно стираем не очень серьезно,- а настроения. Настроения
с лица следы задумчивости, расстройства, печали? могут овладевать миллионами.' Они перскидываются
Никогда на самом деле стереть до конца не удается, мгновенно, и претрадой им может встать только
люди догадываются, расспрашивают, иногда тактич- новое настроение. Настроения, охватившего массу,
В. В. Бuбuхuн. мир 25
в своих памятниках. Он присутствует, когда читают

достаточн~, чтобы изменилось сразу всё. «Значение его стихи, когда пишут о нем книгу.
настроении в истории нельзя достаточно оценить: Присутствие никогда не где-то там, оно всегда
все великое в ней произведено ими. Религии и близко ко мне, касается меня благодаря моему
революции, искусство и литература, жизнь и собственному присутствию и через него. Другой
философия одинаково получают свой особый харак присутствует для меня как проникающий в мое
тер в настроении тех, кто создает их» <В. В. собственное присутствие; он задевает меня тем
Розанов, «О пониманиия ). безусловнее, что не телесно. Присутствие не
Что такое настроение? Почти с тем же успехом поделено перегородками. другой присутствует для
MO~HO было бы спросить: что такое человек? Боже меня вдали иногда интенсивнее, чем рядом. Чтобы
мои, что такое человек! Человек это человек. уйти от чужого присутствия, обычно мало засло
Попробуем сказать не что такое человек,-
ниться стеной.
человек это очень много,-- а что такое человек П рисутствие непосредственно задевает меня по-
в своем простом существе. Назовем существо тому, что когда я хочу не просто вглядеться в
человека присутствием. Вещи существуют. Живот облик человека (у него приятный вид, У нее
ные живут. Человек существует как вещь, живет скованная походка) и не просто отождествляю его
как живое существо, присутствует как может
с должностью и мнениями (она секретарь такой-то
присутствовать только человек и все человеческое.
кафедры, он либерал), а допускаю до себя то, что
Стол не присутствует в комнате, он просто стоит ссть этот вот человек в его сути, то я вижу,
там. Кошка не присутствует, разве что мы шутливо вернее, ощущаю, встречаю настроение не
возведем ее в человеческое достоинство; кошка
условную форму, скажем, любезность, а то
спит, наблюдает, мурлычет. Человек присутствует, настроение, которое всего вернее владеет человеком,
и не его вещественное телесное наличие, как
когда он «не в настроении».
наличие шкафа, и не его живая природа, как у
черепахи или кота, а прежде всего и главным
образом его присутствие касается нас в

буквальн~м смысле касается как задевает, касается 2
как задеиствуег, обращено к нам как безусловное
требование участия.
Присутствие, существо человека, не приковано Мы должны спросить себя, чем мы здесь заняты,
пространственно к его телу. Человек ушел из дома собираясь уже во второй раз,-- я, который говорю,
или из жизни, а все еще полно его присутствием.
вернее, читаю; вы, которые меня слушаете. Мы
Пушкин умер сто пятьдесят два года назад, но говорим о мире. Мир это как будто бы самое
присутствует среди нас, и его присутствие ощути простое: всё, Но ubique nusquam, везде
мее, чем присутствие многих живых людей. На значит нигде. Говорим обо всем -- значит ни о
полке стоит собрание сочинений Пушкина, но книги чем. А мы не хотим говорить так, для проведения
не совсем неживые предметы, в своих сочинениях
времени,-- немного о городах, немного о равнинах,
поэт неким образом присутствует. Он присутствует
немного о прошлом, немного об экологической не удалось мне предугадать, что сорвется с его
катастрофе. Мы хотим говорить строго. Строго уст после таких минут сосредоточенности; мои
говоря, мы сразу спетыкаемся. Говорить обо всём предположительные интерпретации часто оказыва
трудно. В самом деле, и наш разговор, и то, что лись на ложном пути. Он сам нередко с горечью
мы собрались здесь в Московском университете, и замечал, что надо было бы изложить все иначе.
наши мысли о мире это тоже мир. Тогда, В одном из таких случаев я вдруг воскликнул,
выходит, мы должны говорить и о себе, и о том, сам почти не понимая, что говорю: «В вашей
что мы говорим о себе, и так далее. С самого философии, герр Хайдеггер, я всегда ощущаю себя
начала мир ускользает в том смысле, что, жалким новичком!» На что он ответил так же
оказывается, от него нельзя оттолкнуться, мы вдруг: «Точно то же я чувствую каждое утро»."
собирались о нем говорить, а получается, говорим Мы называем существо человека присутствием не
о себе. Это сбивает с толку. Оневозможности только потому, что Хайдеггер назвал существо
отодвинуться и посмотреть со стороны на всё человека присутствием, Dasein, но и потому, что
говорит логика. Наше отношение к логике теперь, не видно лучшего названия этому неизвестному.
однако, такое, что мы ей верим и не верим. Назвав существо человека присутствием, мы не
Вдаваться в подробности логических антиномий, обязаны отныне пони мать его исходя из нашего
показывающих, что мир невидим, у нас нет представления о том, что такое присутствие.
настроения. Наоборот, мы должны думать о присутствии как
Настроение не прихоть. Подлинное, не устроен о сушестве человека, помня, что всякое имя ему
ное, не подавленное настроение - это сам человек. будет условным. Можно было бы назвать сущест
Подойти ближе к существу человека, чем в его вование человека бытиём, пользуясь тем, что в
настроении, я не могу. За настроением мы увидим русском кроме ученого «бытие» есть поэтическое
опять настроение, более «сырое», более настоящее. «бытиё?» Определение человека «разумное живое
Настроение принадлежит к существу человека. существо) - это целых три определения вместе,
Существо человека мы назвали присутствием. Мы а мы хотим думать о том одном, что делает
сделали это не только потому, что так сказал человека не суммой функций, а целым. Мы
Хайдеггер. Впасть в хайдеггеровский догматизм, пытаемся назвать существо человека так, чтобы не
недостаток собственной мысли прятать за его наделать ему вреда, не сузить, не исказить его и
удивительными формулами было бы занятием, не все-таки определить его в том первом, по

дотягиваюшим даже до подражания Хайдеггеру. отношению к чему все другое при нем. Когда мы
Один из его американских учеников вспоминает: говорим «присутствие», мы хотим найти путь к
«В ответ на мои частые просъбы изложить ту или тому неуловимому единственному, что Дунс Скот
иную путаную терминологию его работ на более назвал haecceitas, «вот-этостъ».
простом немецком он обычно застывал в непод
вижности, целиком поглощенный предложенным ему
предметом. Я сидел рядом с ним за его столом, ,. Gray J. G. Heidegger оп геmеmЬеriпg апd геmеmЬеriпg
делая временами записи его разъяснений. Ни разу Heidegger.- «Мап апd world*, Х, 1977, п. 1, р. 75-76.
28 В. В. Бибихин. мир в. В. Бибихин. мир 29
Говоря «настроение», мы тоже хотим иметь в что «опсрировать концепциями», но и ~epeCTaHeM
уме не дефиницию настроения в философском узнавать себя в том, кого считали собой. Человек
словаре и не § 29 «Бытия и времени» Хайдеггера, может изумиться, т. С,. «выйти из ума», но из
а настроение, как мы с ним встречаемся и как с настроения не выйдет, наоборот, в настроение
ним еще встретимся, думая о мире. Нас не будет войдет. Настроение - не «выражение» человече
при этом волновать вопрос, останемся ли мы ского присутствия, не его форма, не способ, не
целиком в· пределах хайдеггеровской мысли или акциденция. Человек присутствует как настроение.
выйдем из нее по сути или в частностях. Присутствис. конечно, мое. Но оно мое не в
Единственным интересом должно оставаться само том смысле, что я им распоряжаюсь, владею им
дело. как телом и способностями. Мое присутствие не в
Настроение - это не настроение присутствия, моей власти; хотя оно мое в более полном смысле,
словно есть человеческое присутствие и у него есть чем тело и способности, оно - мое, скорее, в
настроение. Присутствие, пока оно Остается собой, том совсем другом смысле, что я ему принадлежу.
и есть настроение. Настроением человек присутст Не я создал мое присутствие: я присутствовал
вует. Die Stimmung... ist ... die Grundweise, wie das раньше, чем сказал «я». Новорожденный ребенок,
Dasein als Dasein ist. * «Настроение есть основная мало владеющий телом, способностями, разумом,
мелодия того, как присутствие в качестве присут ЭТО уже полноценное присутствие в мире, ничуть
ствия есть», вот хайдеггеровское определение не в меньшей мере присутствие, чем присутствие
настроения. Основная мелодия, Grundweise здесь не взрослого.
в смысле «главная», когда есть дополнительные, а Я не могу отменить мое присутствие. Если я
в смысле «лежащая в основе», «основная» мело сейчас предприму, скажем, от неловкости и от
ДИЯ,- не так, как у шарманки есть разные незнания, что дальше говорить, отчаянные усилия
мелодии, но шарманка остается шарманкой даже скрыться от ваших глаз, например, заберусь под
когда не играет, а так, как музыка - это мелодия стол, мое присутствие в этом поме~ении станет
и иначе как мелодией быть не может: мелодия не не менее, а более кричащим. Пожалуй. единствен
«акциденция» музыки как «субстанцию>; музыка не ный способ как-то скрыть мое присутствие от вас
бывает иначе как мелодией, хотя одна мелодия _ это говорить такое, чтобы вы задумались о деле
еще не вся музыка. и забыли обо мне. Но опять же мое забытое вами
Ближе к человеческому присутствию, чем присутствие не прекратится, оно только станет
настроение, ничего нет. Мы можем разобрать наше незамечаемым, каким обычно и чаще всего бывает
настроение и увидеть бездну, но и бездна будет человеческое присутствие, вовсе не уменьшаясь от
настроением, да еще каким,- таким, что мы, этого. Оно никуда не денется, оно просто станет
скорее всего, умолкнем от изумления, захваченные еще более общим достоянием. Если человек
тем, что испытаем, и потеряем способность не то настолько захочет отделаться от своего присутствия,
что покончит С собой, его присутствие не кончится:
покончивший с собой будет продолжать присутст
• ~Ieidcgger М. Gcsamtausgabe, 29/30, S. 101. вовать как уже не живой человек, но как именно
он, этот вот человек, не кто-то другой. Присутствие мере не само по себе первичное бытие. Строители
длится дольше, чем жизнь. подняли подъемным краном железобетонные плиты,
Человек, конечно, сам может не вместить сварили электросваркой арматуру, а могли бы
собственного присутствия. Он может отсутствовать поставить те стены в другом месте или совсем
от самого себя. Он может быть в подавленном что-то другое поставить, не железобетонное и не

настроении .. Он может не хотеть слышать своего в этой форме, а может, в какой-то другой форме.
настроения, своего присутствия, и не давать другим Здесь вообще вполне могло бы быть чистое поле.
услышать его, как чаще всего и бывает. Ему это Стены тут, пользуясь старым философским словом,
никогда не удастся так, как он хочет. Люди только «контингентны», случайны; а то, что случайно,
и могут отсутствовать потому, что заранее уже требует другого, сущностного, неслучайного в
есть присутствие, от которого они отсутствуют, качестве своей основы. Здание намеренно создано,
которое они упускают. Когда они умолкают, их потому оно действительно все-таки не бытие,
молчание все равно говорит и истолковывается чаще несмотря на фундаментальную основательность
всего неудобным для них образом. своей громады, убедительно символизирующей бы
Присутствие - мое, но не так, как пальто мое, тие, но не больше, чем символизирующей. Зато
а так, как имя мое. Это сравнение хромает. уж верно бытие - те общественные силы, которые
Присутствие, в отличие от имен, меньше поделено двигали постройкой здания, которые некогда создали
между носителями. Чужое присутствие касается на середине восточноевропейской равнины город
меня, принадлежит мне немногим меньше, чем мое Москву и разными способами сделали этот город
собственное. одной из мировых столиц. Эти общественные силы
Что такое присутствие? Это само мое бытиё. К действуют не из воздуха и даже не в первую
присутствию нельзя быть ближе, чем в мелодии очередь из географического расположения и при
настроения; к бытию нельзя быть ближе, чем в родных условий. Эти силы - люди, собранные в
опыте присутствия. общество. Что такое эти «люди»? Люди не в своей
Вот это вы нам еще сначала докажите возразят биологии, не в своей физической Си.JIе,- звери
нам. Бытиё, наверное, все-таки что-~о более сильнее людей,- и даже не в своем разуме,- по
основательное, чем настроение. Не хотите ли вы разуму, мы видим, ничто на самом деле в истории
с нами шутить. Бытие и по определению есть не устраивается,- а люди в том, что раньше и
объективная реальность, существующая вне и прочнее и убедительнее, чем разум: люди в своем
независимо от сознания человека. Бытие - скажем, непосредственном присутствии на земле, люди в
вот эти стены, такие прочные; фундамент, еще своем существе, люди в настроении удали у
прочнее, еще основательнее. - Впрочем, тут же первопроходцев и освоителей просторов, потом в

сами признают возразившие, стены и фундамент настроении упорства, может быть энтузиазма, может
здания пока еще правда не бытие. Ведь стены быть, мрачной решимости, может быть, ожесточен
могли бы тут и не стоять, а то, что можно ного отчаяния,- так могуществом человеческого
поставить или не поставить или потом снова присутствия, настроенного утверждать себя, на
разобрать,- наверное, не бытие или по крайней земле был создан этот город, Москва, а не был
бы создан иначе. В стенах здания главное, выходит, Опять единство? Единство объясняет собой все,
не бетон. Сам по себе выбор строительных его не объяснит никто. Никакой природы без
материалов - уже довольно случайное и позднее единства нет. Природа воды одна во льде и в
производное истории человеческого присутствия на паре, вода есть единство льда и пара. Вся природа
восточноевропейской равнине. В том, что эти стены (<<весь мир») оказывается как единство неуловимой,
есть,.дает о себе знать присутствие человека, и в единои природе нет ни камней, ни магмы, ни
именно такое вот. огня, ни холода, она «единство» всего, елянство
Если бытие - не вещи, которые там и здесь, невидимо, но без этого неосязаемого единства нет
а само по себе есть, то мы имеем его Опыт ни огня, ни холода как природы, есть только
прежде всего в нашем собственном человеческом одноразовые ощущения.
присутствии, которое открывается нам в нашем Охватить природу не легче, чем охватить
настроении, даже в подавленном. единство, скорее наоборот. Мы знаем, что такое
А вдруг более настоящее бытие - это природа? единство, не больше, чем что такое целое. Мы
Ведь сам человек создание природы. Он вершина познаём с помощью единства.
биологического развития. Мы как будто ходим по кругу. Мир - единство,
Что такое природа? Природа, например, это лес. цельность. Единое, говорили древние, есть бытие.
Лиственный лес летом зеленый, зимой серый. Какой МЫ так уже не говорим. Бытие, говорим мы,
лес природа - зеленый или серый? И летний, и это, скорее всего, природа. Природа. однако, в
зимний лес одинаково природа. Лес - природа своем существе есть единство ПРОТивоположных
как лес вообще, как единство своей зимней и вещей. Или бытие есть общество, история. Но
летней формы. Следовательно, лес увидеть нельзя: человек, чтобы стать общественным, историческим
ведь мы видим или летний лес, или зимний, а сушеством, должен найти себя, вернуться к простой
лес сам по себе, летний-и-зимний, т. е. не летний цельности своего присутствия, раздвоенный и
и не зимний,- такой лес мы нигде не видим и расстроенный не делает историю.
никогда глазами не увидим. Тем более природу Тупик? Здравый смысл говорит нам, что наш
видеть, в смысле. разглядывать глазами, нельзя: мы «предмет», мир как целое, надо «конкретизировать»,
наблюдаем то, что переходит в другое, и природа иначе он ускользает. Здравый смысл велит:
в этом переходе. Мы видим саму природу вернитесь к определенным задачам. То, что мы не
постольку, поскольку видим то, чего видеть не знаем, что такое цельность, что такое мир, ведь
можем: единство противоположных вещей. не мешает нам их решать.
Что зимний лес и летний лес - одно, т. е. Например, Александру Македонскому не мешало
лес, этого перелетные птицы, например, не видят. покорять мир то, что в его времена расплывались
Они вообще не видят зимнего леса зимой, видят в неизвестности не то что границы мира вообще
только летний. Увидеть, что летний лес и зимний но и края обитаемой земли. Между тем забот~
- одно, мог только человек. Человек взял летний Александра была вовсе не выяснить сперва в
лес и зимний лес в их единстве, в том, что оба точности границы земли и получить ее карту,
- один и тот же лес. после чего идти в поход, чтобы захватить всю
2 Зак а з No 392
вам, по-видимому, явно примыкает к Гирканскому

землю. Логика Александра другая: мы не сначала [т. е. Каспийскому или, может быть, Аральскому]
узнаем, какая вся земля, потом ее захватим, а морю: ибо всю землю вокруг охватывает то великое
сначала захватим всю землю, а потом уж узнаем, море ... Так что ... вся Ливия [т. е. Африка] будет
какая она. Наполеон тоже говорил: оп s'engage, наша и точно так же вся Азия наша, и пределы
et puis оп voit, сначала ввяжемся в дело, потом ее области (apxi1~), которые Бог сделал пределами
посмотрим. также и всей земли». * Последний край земли -
В той своей речи, в которой Александр призывал его поможет очертить море, океан. Еще совсем,
«мужей македонских и союзников»* двигаться совсем немножко дотянуться, и вдруг сработает
дальше, а они уже устали и, честно говоря, боялись, волшебная защелка, будет достигнут предел, в
Александр, собственно, говорит о границах земли, руках будет всё. Все', собственно, с самого нача~а
о границах «всей Азии, которые Бог сделал также и манило Александра: сперва относительное «все»
и границами земли», но границы земли определя Эллады потом безотносительное «всёя земли. Какой
ются у него обратным образом исходя из его желчью' для Александра было бы, если бы кто-то
собственного и его армии необходимого стал задавать ему сократические вопросы, заставляя
последнего усилия: поскольку вот-вот уже совсем его прояснить для самого себя, что он .понимает
немножечко осталось, чтобы совершить решающий под «всё». Но всё - это же просто все!
подвиг добродетели (доблести) , постольку пределы Об этом мы уже говорили. Мы топчемся на
всей земли должны быть уже близки. В основе месте. Мы хотели' знать, что такое мир. Мир есть
убеждение: не может быть, чтобы предельному целое, единство всего: просто всё, взятое в целом,
человеческому усилию не дались пределы всего. без исключения. Что такое единство, единое, мы
Предел усилий и предел мира - одно и то же. не знаем, мы с его помощью всё знаем. Единство
Как-то само собой получалось. что эти две вещи мы безошибочно опознаем. Так же мы, например,
мера сил эллинов и вся земля целиком уверенно опознаем живое, в отличие от неживого.
совпадают. Но опознать не то же, что знать. Мы не знаем,
«Пределов же усилий благородному мужу Я, что что такое живое. Над этим бьется биология. Ясно,
касается меня, не полагаю, кроме как самих же как мы отнеслись бы к человеку, который захотел
трудов, сколько их надо, чтобы совершить прекрас бы вот непременно сейчас же на месте объяснить
ные деяния».** Прекрасное деяние номер один - жизнь. Такая же или еще большая загадка, чем
как раз покорение всего, «всей земли» до ее конца. жизнь,- единство всего, мир. Единство мы
Александр говорит дальше: «Если же кто желает опознаем еше легче, чем жизнь. На каждом шагу
услышать, каков будет конец самой войне, то пусть мы, собственно, только и заняты прежде всего
знает, что немного ведь нам уже и осталось до опознанием сдинств, единства для нас - та первая
реки Ганга и до восточного моря; а оно, говорю ясность, в свете которой приходит всякая другая
* Паvius Arrianus. Alexandri anabasis V 26, 4. * v 26, 1-2.

** Там же, V 26, 1.
ясность. Единство легче опознать, чем жизнь,- и Еще раз присмотримся к науке. Увидим ли мы
труднее, чем, что такое жизнь, знать, что такое в ее основании только неспособность задуматься о
единство. даже не обязательно безусловное. Един единстве, которым она на каждом шагу оперирует,
ства, например,;- слова, которыми мы говорим. Но неспособность понять это основание всех своих
определения слова не существует, способа выделить понятий?
слово как единицу из речи не найдено, для этого Математика. Древняя математика, похоже, по
не удалось~ыработатьоднозначных критериев, хотя тому не могла подняться до высшей новоевропей
мы без труда говорим и опознаём слова и не ской математики, которая началась с исчисления
зная, что есть слово. В «Логико-Фил~офском бесконечно малых, с операций над бесконечностями
трактате», в позиции 4.002 Людвиг Витгенштейн как единицами, что древняя математика не могла
говорит: «Человек обладает способностью строить перестать всерьез задумываться о единице и не
язык, в котором можно выразить любой смысл, не расставалась с пониманием единицы, никак не
имея представления о том, как и что означает научилась просто оперировать с ней, не достигала
каждое СЛОВО,- так же как люди г.оворят, не зная, тут блестящей бездумности.
как образовались отдельные звуки». Человек живет Ямвлих, неоплатонический философ и математик
в мире и говорит, не зная, как это делает. Жизнь, (ок. 283 - ок. 330), определяет единицу (монаду)
мир, язык - вещи неприступные. За что же мы как «начало числа». С этим всякий согласится, так
взялись? мы и сейчас бы определили. Но Ямвлих продолжает:
Легкая, все опережающая опознаваемость един «Единица начало числа, существующее до
ства,- может быть, это она подвела нас, соблазнила всякого полагания», т. е. не только человеческого
Спросить, что такое весь мир в его единстве? полагания, установления, назначения (мы хотели
Теперь мы в наказание растерянно ходим по кругу. бы выставить в качестве тезиса, аксиомы, что
Ну и что, ЧТО МЫ повторили, что мир как единство единица есть то-то и то-то, но так сделать не
целого невидим, что мы всё в нем видим а его можем, потому что единица всегда уже есть до
., Э то люди знали или чувствовали всегда.
нет.
'
всякого нашего полагания, т. е. мы ее можем разве
Нам остается, выходит, действительно «конкре уже только принять, встретить как нечто готовое
тизироватъ» свою тему, чтобы прийти к какому-то до нас, заранее существующее), но, говорит Ямвлих,
определенному результату, т. е. ввести ее в круг единица существует до всякого полагания, включая
принятых тем ,иначе мы остаемся в положении божественное. Т. е. единица даже не богом
человека, ГОворящего себе «Пойди туда, не знаю сотворена, она равновечна с богом, она сам бог и
куда, принеси то, не знаю что». Или, может быть, есть.
еще раз попробовать пройти по кругу, по которому «В сторону уменьшения она (единица) кладет
мы уже раз или два прошли? Попытаться увидеть предел делению непрерывного до бесконечности, а
что-то кроме того, что мы до сих пор видели, в сторону увеличения - подобному же (т. е.
пусть даже рискуя вместо этого глупо провалиться бесконечному) приращению непрерывных». Т. е. не
и замолчать, наконец, чтобы дать говорить другим, то что есть какая-то кем-то назначенная единица,
умеющим мыслить «концептуально?» меньше которой ничего не может быть, так что
на ней дробление надо прекратить,- дескать,
дальше почему-то уже нельзя,- а в совсем другом единица (монада) охватывает своей потенцией вещи,
смысле: как бы мы ни дробили число в результате актуально кажущиеся противоположными по любому
дробления у нас на руках все paBH~ оказывается способу противоположения, равно как единица в
некая единица, и сделать так, чтобы малая единица силу особенной своей неизреченной природы вы
H~ мая~ила там, в конце всякого дробления, мы ступает... во всех видах [т. е. во всех идеях,
не можем.:Го же с увеличением числа: не то что эйдосах , сущностных формах; сейчас, наверное,
кем-то назначено крайне большое число скажем сказали бы, во всех структурах всех вещей] ...
десятка в огромной степени, выше KOT~POГO уж~ Единица порождает сама себя и от самой себя
нел.I>ЗЯ НИ,~его иметь, а как бы мы ни увеличивали рождается как самосовершенная. безначальная и
чи~ло, все равно окажется, что самое большое бесконечная, представляясь причиною постоянства,
:ис~о - все равно некое единство, т. е. опять подобно тому как и бог в своих природных энергиях
своего рода единица. И падай хоть вниз в мыслится сохраняющим и соблюдающим разные
бесконечно малые, хоть вверх, в бескон~чно природы. Единицу называют не только богом, но
большие, хоть в «элементы», начала хоть в и умом, и мужеженским началом.л Единицу
последние бесконечности, все равно упад~шь в одну именуют демиургом и ваятельницей.л ее... отожде
и ту ,же единицу, из которой Никогда не выпадешь. ствляют с Промстеем».
Божсственная
И
не мы так установили, повторяет Ямвлих но Это Ямвлих, математик начала 4 века. Мы из
при рода такова. ' всего этого почти ничего не понимаем. Какая идея
«И всякая совокупность множества, равно как идей, ЕtБо<; Eioo)v, какой божественный логос, какое
и Всякая часть деления, образуется через единицу' еще порождение единицей самой же себя? Почему
десятка - это единство, тысяча - это тоже некое вдруг мужеженское начало? Какая ваятельница? С
единство, и тысячная часть - опять единство, и другой стороны, сказать, что мы совершенно этого
так все части до бесконечности. В каждом из Этих не понимаем, мы не можем. По крайней мере
чисел единица по своему виду (эйдосу, ЕПiEt ) одна одну вещь мы понимаем очень хорошо: что ничего
и та же, по величине же все новая и новая этого мы не должны знать и ничем этим не
Порождая саму себя из самой себя подобн~ должны заниматься, разве побочно, между прочим,
вселенскому логосу и природе сущего, BC~ сохраняя в порядке гуманитарного хобби, если хотим честно
и не давая распасться ничему из того что ею заниматься современной математикой, а не просто
соединяется, единица одна среди Bce~ прочего рассуждать о ней и о том, как она, современная
наилучшим образом способная являть, уподобляясь математика, отличается от античной. Есть какая-то
~се~бще~у спасительному промыслу , даже и боже измена строгости науки, нецеломудренностъ, когда
ствснныи логос, и полнее всего отождествляться с философия некстати подмешивается к математике.

ним, поскольку она наиболее близка к нем И Становление современной математики и всех
она является идеей идей (EtOO<;, ЕiБсi)v), пре6~IВая современных наук произошло в порядке отмежева
в художнике как некое художество ( tEXVТJ) а в ния математики и каждой отдельной науки от
Мыслящем а
к; К мышление...
,
Божественная метафизики. Поэтому метафизика абсолютно необ
ходима для всех современных наук как то, от чего
40 В. В. Бибихин, мир
они отмежевались и без отмежевания от чего не
стали бы сами собой. Наукам непременно была особенное достоинство'? Наука, научили нас повто
нужна и до сих пор прежде всего нужна
рять, разгадывает тайны мира. действительно ли
метафизика, философия, чтобы отдавать ей то, чем наука разгадывает тайны мира, если она принц~
науки не занимаются и должны не заниматься, пиально проходит мимо собственных понятии,
чтобы иметь возможность развития. прежде всего понятий единицы и числа? Может
В результате произошло что-то неожиданное и быть, единое мира, единства всего, целое на самом
грозное для наук, поставившее их все под удар.
деле никогда не было занятием строгой науки?
Вместо того, чтобы тоже осмыслить себя как Так оно и есть. Наука, не заявляя об этом,
принципиально другое, чем науки, философия стала
«естественным образом» не касается целого, она
глядеть на науку снизу вверх и со времен Спинозы занята своими областями. Так же аккуратно, как
стала мечтать как-то перснять научные и жела
свои начала, наука - настоящая наука - обходит
тельно математические методы. В частности, и оставляет в покое мир. Когда наука говорит о
философия заметила, что математика уже не «еще не разгаданных тайнах», она говорит не
занимается теологией единицы, и решила, что не совсем всерьез, да и едва ли она это говорит. Что
надо отставать от столь передовой науки, что надо
тайна жизни, например, остается и, пожалуй,
идти в ногу со временем. Этим философия лишила останется тайной, об этом наука по-своему хорошо
науку как раз главной поддержки, на которую знает. Пафос науки вовсе не страсть к разгады
философия способна: быть тем, от чего современная ванию тайн. Пафос науки в ее чистоте и строгости.
наука отталкивалась бы, чтобы определиться. Настоящая наука на самом деле не собрание
«Число - понятие математическое»; постановляя разгадок. Она даже не собрание познаний и
так, философия якобы идет в ногу с совре-э-нной информации. Все здание европейской науки держит
специализацией наук; не надо-де заходить в чужую ся чудом - чудом повторяющейся в каждом новом
область, каждому свое. Однако число никогда не поколении исследователей способности видеть в
было и не будет «понятием математики»: матема каждом факте и в каждом открытии не ответ, а
тика им пользуется, не понимая его. Numerus, вопрос. Нет никакой гарантии того, что эта
число означает в латинском языке «элемент, способность вдруг не прервется или не будет
составная часть, соразмерность, ритмичность, такт,
прервана. Способность видеть и .ставить вопросы,
тактичность, созвучие, благозвучие, гармония, му если она вдруг окончится, сразу сделает науку
зыка, мелодия, напев, стихотворный размер, число,
системой суеверий, собранием примет. Поэтому
количество, множество, порядок, интервал, положе
наука со своим прошлым на самом деле держится
ние, значение, достоинство, функция, роль». Но на «теперь»: вековая постройка стоит на фундаменте
глядящая на науку снизу вверх современная НОВОй готовности по-прежнему видеть природу как
философия спешит сдаться ей на милость: «число открытый вопрос.
- понятис математики».
Система якобы научных знаний о «мире в целом»
Мы видели в неспособности науки понять свои - дело околонаучного пригорода, научной публи
понятия слепоту. Может быть, в этом есть еще и цистики. Конечно, печатная продукция научной
публицистики намного превышает продукцию науки.
Настоящая наука не занята сведением концов идет и чего она никогда не касается. Вопросы
картины мира с концами, способность к ней науки такой разговор с тайной, в котором
измеряется скорее решимостью удерживаться от природе не приписывают речей, а дают только
почти неудержимого желания свести концы с отвечать «да» и «нет» на отдельные вопросы.
концами. Она начинается с нежелания принимать Похоже, мы увидели что-то новое, хотя по
готовые ответы и поддерживается умением взглянуть своему кругу. Пусть наука не знает, что такое
на любое достижение снова как на проблему, ничего единство, которым она постоянно оперирует, но в
не считая окончательно решенным, ни один вопрос этом ее незнании не просто слепота, а строгость
не называя навсегда снятым. Каждое решение - особого рода; желая знать то, что можно знать,
новый вопрос. Наука занята сохранением остроты наука тем самым очерчивает контуры того, что не
вопросов от давящей потребности снять их, поддается знанию. Наука не думает, будто простым
обережением вопроса в его неснятости от напора развертыванием своих структур она создает знание
смысла. Можно сказать: наука это чудом первоначала; она, если ее спросить, не знание о
длящееся упрямое противодействие. напрашивающе «целом», а знание вот этого и вот этого. Она
муся смыслу, сбережение непонятной загадочности стоит на «если - то»: если изолировать движение,
того, что есть. «Общий», «цельный» смысл теснит отвлечь его от случайных условий, то мы получим
науку со всех сторон, он как миф неизмеримо вот такие законы инерции, и т. д. Наука никогда,
древнее науки, смысла требует всё, он ожидается в отличие от философии, не говорит безотноси
множеством социальных и других заказов. Но тельно.
всякое научное открытие - это усовершенствование Мы не обязаны повторять ошибку публицистики
«архитектуры вопросов» (Ионеско) , появление, после и приписывать науке объяснение всего. Наука
отпадения' многих, еще большего их числа большей говорит об условном: в таких-то условиях то-то.
тонкости, большей вопросительности. С каждым Вовсе не так, что, имея дело неведомо с чем -
новым открытием здание вопросов науки становится с единством, наука, так сказать, незаконно
громаднее, чуднее. Становится еще менее ясен его подсовывает знание туда, где его не было. Именно
«общий смысл», еще проблематичнее - здание в этим, со своей стороны, занята научная публици
целом. стика. Критика такой публицистики невозможна
Ощущение загадки Целого, делающей возможным ввиду ее необозримого объема; следить за ходом
развертывание новых вопросов, так присутствует в ее мысли трудно чаше всего потому, что она сама
работающей науке, что почти никогда в ней не за ним не следит. Настоящая наука, наоборот, по
высказывается. Научная публицистика в этом свете самому существу есть критика самой себя, потому
не просто извращение смысла науки, но она и что заранее обязывает себя выставлять только такие
выполняет за науку вместо науки социальный заказ гипотезы и в таких определениях, которые
на смысл и тем' отчасти помогает, чтобы науку допускали бы проверку и, следовательно, опровер
оставить в покое. Наука ставит свои вопросы, она жение.
не говорит, в отличие от публицистики, о разгадке Строгую науку не удалось бы уличить в том,
тайн. Тайна - это то, вдоль чего наука всегда что она берет за свои единицы неведомо ей что
- единства - и оперирует с ними как с известно деятельности нас не устроят: наука должна, мы
чем. Наука по своему замыслу с начала и до требуем, подняться на мировой уровень, как будто
конца оставляет единство, если воспользоваться недостаточно, чтобы она была просто самой собой,
выражением Василия Васильевича Налимова, не строгой наукой: история, мы стремимся, должна
распакованным. Чем неудержимее нераспакованное приобрести всемирный размах, как будто всемирная
единство мира манит к распаковке, тем удивитель история не складывается из истории каждого
нее способность науки пока еще не превращаться человека; хороший конгресс - всемирный и т. д.
в то, что из нее давно сделала публицистика, «Абсолютная цельность (totalitas, подразумевается
в миф. - мира), пишет Кант «<О форме и принципах
Что бы ни говорила нам публицистика, наука чувственного и умопостигаемого мира», Соч. в 6
распаковкой мира как целого не занята. Настоящая М.: Мысль, 1964, т. 2, стр. 388),- хотя
1'1'., и
наука в своем существе - зто чистая техника. представляется понятием повседневным и легко
Ее утверждения говорят в форме «если - то». В понимаемым... при более глубоком взвешивании
частности, конечно, и в форме «Если вы хотите представляет '" для философа величайшие трудно
распаковать мир, и если "распаковать" для вас сти». Величайшие трудности не в том смысле, что
значит то-то и то-то, тогда ... ». Наука никогда не если приложить предельные усилия, эти трудности
говорит только о том, как пробурить скважину и как-то разрешатся. «Величайшие» трудности здесь
как достать из-под земли, из-под болота или из-под именно неподъемные. В том же сочинении, так
воды нефть. Наука обязательно одновременно называемой диссертации 1770 года, Кант не
скажет массу других вещей: если вы достанете случайно заговаривает о том, что «может сущест
нефть, будет то-то; нефть образовывалась на вовать интеллект, хотя и не человеческий (!),
протяжении стольких-то сотен миллионов лет; нефть который одним взором ясно мог бы обозревать
при данных темпах расходования кончится примерно множество без последовательного прибавления еди
через столько-то лет; сжигание нефтепродуктов даст ниц измерения» (Соч., т. 2, М.: Соцэкгиз, 1940,
такой-то глобальный эффект; продажа их за с. 396). Но что для философа и строгого ученого
границу даст такие-то преимущества сейчас и представляет величайшие трудности, для нефилосо
такие-то убытки тогда-то; альтернативные источни фа не представляет.
ки энергии такие-то, и т. д. Наука никогда не Настала пора сказать машине человеческого
говорит: из-под земли нужно выкачать нефть. хозяйствования на планете: остановись. Так уже и
Распаковкой мира занята не наука. делают: выходят на быстроходных лодках, чтобы
Поэтому мы должны сначала спросить себя, встать перед гарпунными пушками китобойцев,
почему мы киваем на науку, когда на каждом ложатся на рельсы, чтобы не прошли военные
шагу оперируем миром в целом, разрушаем старый грузы. Только какой из поездов теперь надо
мир, строим новый, изучаем мир, осваиваем мир, остановить? Может быть, уже поздно? Может быть,
путешествуем по всему миру, удивляем мир, следовало остановить первый поезд в ПроПLЛОМ веке?
покоряем мир, чего только не делаем с миром, и Может быть, надо, как делает образованная
именно с целым миром, а то масштабы нашей общественность на современном Западе, вообще
В. В. Бu6uхuн. мир 47
Человечество пришло к нему очень давно. Ведь

отречься от того, что называют «империализмом нетерпеливая распаковка мира - не только не
техники», «империализмом власти», «гегемонически всеобщее, не только не всегдашнее, но и вообще
ми структурами» (но за чем по существу стоит далеко не преобладающее занятие человека в его
необходимая цельность бытия), чтобы «децентриро истории. Отношения человека с миром складывались
вать» свое «~ознание», одергивая самих себя всякий не так, что каждое очередное поколение разгады
раз за всякую тень решимости и целенаправлен вало загадку мира и потом передавало эстафету
ности, поскольку «империализм мысли» тоже надо младшему поколению. Мир человека манил, человек
пресекать? Но всякое противостояние остается хотел обнять всё, но посреди самого порыва менялся
привязано к тому, чему оно противостоит. Оттал и завещал не свои достижения в покорении мира,
киваясь от единства, мысль отталкивается именно а совсем другие вещи, - терпение, примирение.
от него. А разве может мысль не отталкиваться Примирение с миром, составлявшее главную науку,
ни от чего? Или надо обязательно от чего-то которую старшее поколение, обучая, завещало
отталкиваться? Когда мысль отталкивается, она младшему, только кажется разочарованием, песси
вроде бы движется. А если бы мысль ничто не мизмом.
толкало, она бы не двигалась? Мысль, похоже, В первой таблице истории др~~невосточного
должна двигаться, только тогда мы ее ощущаем. шумеро-аккадского Гильгамеша,- «все видавшего»,
А когда она не движется, ее как бы и нет. Наша как значит это имя,- в 7-м стихе говорится: «В
мысль пока никуда так и не движется. Она делала дальний путь ходил, но устал и вернулся».
круги и вернулась к тому же самому. Она начала усталость Гильгамеша - не позор, не слабость, а
с невидимости мира, с незнания того, что такое достижение, хотя и совсем другое, чем хождение
единство целого, и теперь приходит к тому, что в «дальний путь» на открытие мира, но не меньшее.
должно было бы быть ясно с самого начала: что Без этого второго, без «возврашенияя Гильгамеш
не удастся «объЯСНИТь» единое целое. Если даже не был бы «всё видавшим», Гильгамешем. Это не
занятие науки - не распаковка мира, а задавание отчаяние, а особенная полнота, которая, однако,
таких вопросов, что ответы на них становятся не может показать себя, потому что она не в
новыми вопросами, то уж конечно и мы не завладении миром, а наоборот, в трезвом отказе
возьмемся наугад изрекать о том, о чем молчит от завладения. Это полнота, но такая, которая не
наука. Строгость мысли не меньше, а в каком-то может однозначно продемонстрировать нам себя как
отношении больше строгости науки. Что такое мир? именно полноту, и значит, не может пересилить
Дальше этого вопроса мы не пошли, и ответа на наше подозрение, что, может быть, Гильгамеш
него у нас, похоже, не получится. Наш вопрос «устал», пожалуй, всё-таки в каком-нибудь пред
начинает звучать иначе, не с обещанием, а с осудительном смысле.
отрешенностью. Во всяком случае, вопрос остается Пессимизм и разочарование видят и в исповеди
вопросом, единственно возможный ответ на него Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме.
- собрание всех вопросов всех наук. «Суета сует, сказал Екклесиаст,. суета сует,- все
Это отрезвляющее и смиряющее .признание. суета! Что пользы человеку от всех трудов его,
Хорошо, что мы его сделали хоть сейчас.
которыми трудится он под солнцем'? Род проходит, время войне и время миру», подготовленное этим
и род приходит, а земля пребывает во веки. псречислснием, стоит: «Но нет для человека
Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к времени собирать плоды своих трудов», т. е. никогда
месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, не наступает пора, когда человек может успокоиться
и переходит к северу, кружится, кружится на ходу от выполнения задачи своего пребывания на земле.
своем, и возвращается ветер на круги своя. Все Спросим, как же так, ведь было сказано: «время
реки текут в море, но море не переполняется: к насаждать»; разве человек не собирает плоды трудов
тому месту, откуда реки текут, они возвращаются». в поле, на винограднике'? И дальше: «время миру»;
«Вси потоци идут В море, и море несть насыщаемо: разве покой не итог трудов, разве человек его не
на место, аможе потоцы идут, тамо тйи возвра добивается и не достигает?
щаются итй». Потоки возвращаются, и поток, Екклесиаст хочет сказать, что время от времени
который называется человеческой жизнью, тоже человек, конечно, достигает многого, дожидается
возвращается. урожая, но уборка хлеба - снова труд, всякое
«И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать собирание плодов относительно, только шаг к более
и испытать мудростью все, что делается под небом ... далекой цели. Посмотреть, что в итоге всего,
Предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость человек не может. Во всяком деле начало и конец,
и познать безумие и глупость: узнал, что и это но в деле человека нет конца, когда можно сказать:
- томление духа; потому что во многой мудрости я все исполнил, что был должен, теперь посмотрю,
много печали; и кто УМНОЖает познания, умножает какие плоды всех моих дел как целого. Такого
скорбь... Ибо что будет иметь человек от всего времени не бывает. Человек имеет дело с чем-то
труда своего и заботы сердца своего, что трудится таким, чему конца нет. С бесконечностью.
он под солнцем? Потому что все дни его - скорби, В
следующем 1О-м стихе говорится: «Видел я
и его труды - беспокойство; даже и ночью сердце эту заботу, которую дал Бог сынам человеческим,
его не . знает покоя. И это - разве не суета? И чтобы они упражнялись в том», более точный смысл
возненавидел я весь труд мой, которым трудился «чтобы они терзались этой заботой». Забота
под солнцем, потому что должен оставить его утишается отчасти в делах, служащих частным
человеку, который будет после меня. И кто знает: целям,- скажем, собрать урожай, чтобы пережить
мудрый ли будет он (тот, который примет от меня зиму, - но в целом не успокаивается. Это наполняет
мое дело), или глупый? А он будет распоряжаться Екклесиаста горечью и сладостью одновременно,
всем трудом моим, которым я трудился и которым горькой сладостью оттого, что всё ему открылось,
показал себя мудрым под солнцем. И разве это и всё таково, что никогда человек,- разве что
не великая суета?» он глупец, и досадой на глупцов тоже до краев
В третьей главе «Екклесиастая вслед за местом, переполнен Екклесиаст,- никогда не охватит «всё».
где говорится: «Всему свое время, и время всякой ll-й стих продолжается так, что Бог создал все
вещи под небом: время РОЖдаться и время умирать; вещи хорошими в свое время,- выше уже
время насаждать, и время вырывать посаженное», говорилось, что всякой вещи своя пора под небом,
и так далее, до «время любить, и время ненавидеть; но кроме того Он, Бог, «вложил мир в сердце
их». Мир (olam) здесь не в смысле покоя, а в
и С вялым равнодушием отталкивать o~ себя мир,
смысле «всего мира», целого, т. е. Бог передал,
отрешенность близка настроению строгои науки: не
предоставил мир - целый, весь - для человече
ждать и не надеяться, что есть разгадка всего,
ского разбирательства, поставил его на середину
иметь дело с тем, с чем можно иметь дело, не
перед глазами всех, чтобы все его видели и все
терзаться положением, когда целое снова и снова
думали и говорили о нем свое, обсуждая и споря,
ускользает от нашей хватки. Отрешенность учит,
так, читаем дальше в l1-м стихе, что «человек
что самое захватывающее, первые начала и
не постигнет дело, которое Бог предначертал от
последние концы, не в человеческой власти.
начала и до конца». Целый мир, в отличие от
Согласитесь: это невыносимо. Трезвость, смире
частей, с которыми человек легко справляется, тоже
ние, терпеливое благоразумие - невыносимы.
«дело»,- Екклесиаст не говорит, что мИI> иллюзия,
«Я узнал тебя, мир, я вижу тебя насквоз~, у
что целого и захватывающего «дела» будте бы нет
тебя больше не будет власти морочить меня. Я
и потому займитесь своими частнымит-аелами,
разгадал твою загадку!» это не выкрики
трудитесь и наслаждайтесь,- но дело мира
одиночки. Настроение гнозиса захватило особенно
необъятно.
многих в начале нашей эры. Русскую идеалисти
Всего легче сказать: Екклесиаст отчаялся,
ческую мысль, особенно софиологию, на Западе
разуверился в человеческих силах, возможностях
тоже иногда называют гнозисом. Герои Андрея
познать всё. Но если бы то была просто
Платонова, строители нового общества, вооружены
растерянность, а не особого рода полнота, мы не
знанием-чувством, которое по существу то же, что
имели бы Екклесиаста и его книги. Екклесиаст в древнем гнозисе: надо разодрать ветошь старого
нашел себя и свое место в мире в горькой сладости,
мира, чтобы обнять новый, настоящий.
в сладкой горечи постижения непостижимости
Гнозис - знание разгадки мира. Как можно
целого. Мы, возможно, хотели бы себе другого
знать разгадку целого? Екклесиаст говорит: «Бог
настроения. Тогда нам лучше не слушать того, что
отдал мир человеческим спорам, чтобы они не
Екклесиаст сказал о суетливых.
отыскали дела, которое Бог предустановил от начала
Настроение Екклесиаста - мы можем назвать и до конца». Философия учит: единое (целое)
его настроением отрешенности - дало ему найти
«никак не причастно никакому времени... оно не
себя, дало нам эту книгу Библии. Оно не мешало стало, не становилось и не было прежде, оно не
светлой бодрости, трезвому благоразумию: «Сейте
настало, не настает и не есть теперь и, наконец,
ваш хлеб, когда пройдут дожди, и вновь обретете
оно не будет становиться, не станет и не будет
его после многих дней» (11,1); «Утром [в впоследствии... следовательно, нельзя ни назвать
молодости] сей семя твое, и вечером [в старости]
его, ни высказаться о нём, ни составить себе о
не давай отдыха руке твоей, потому что ты не
нём мнения, ни познать его, и ничто из
знаешь, то или другое будет удачнее, или то и
существующего не может чувственно воспринять
другое равно хорошо будет» (6). Отрешенность - его» (Платон, Парменид 141е 142а). Разве
давнее и влиятельное настроение человечества. Не
гностик этого не знал? По крайней мере, он
будучи приглашением погрузиться в разочарование чувствовал, что знание обо всем человеку недо-
ступно, такого знания никогда у людей не было, пеняешь мне за Моск. вестник - и за немецкую
его никакой силой не добыть. Но - на землю метафизику. Бог видит, как я ненавижу и презираю
сошел сам Сын Божий, и знание, неведомое от ее... Я говорю: Господа, охота вам из пустого в
века, открыто; после небывалого события богояв порожнее переливать - всё это хорошо для немцев,
ления отныне навсегда просвечены все тайны. Или пресышенных уже положительными познаниями, но
абсолютное знание пришло из страны святых чудес, мы ... - Моск. Вестн. сидит в яме и спрашивает:
найдено всезнаюшими мудрецами в увенчание веревка вещь какая? (Впрочем на этот метафизи
тысячелетних страданий человечества. С неудержи ческий вопрос можно бы и отвечать, да N8) (т. е.
мой настойчивостью снова и снова пробивает себе семь месяцев назад повесили декабристов, и веревка
путь упрямая вера, что не может быть, чтобы мир известно, что такое. - В. Б. J• А время вещь
нельзя было разгадать, чтобы не могло быть такая, которую с никаким Вестником не стану я
какого-то нового, небывалого поворота дела, при терять. Им же хуже, если они меня не слушают»
котором мировое целое упадет, наконец, нам в тсс хш, с. 320, Письма, NQ 317). Московские
руки. философы, «ребята теплые, упрямые», рассуждают
о бытии, Пушкин думает о времени.
И есть вешь хуже; чем потеря времени,- забыть
3 и не терзаться оттого, что мы теряем время. Если
мы в панике, значит смысл нашего времени по
крайней мере для нас еще присутствует как
Прошлый раз мы пошли, говоря о мире, путем отсутствующий.
исторического обзора, но с чувством тупика. Было Мы начали на предшествуюшей, второй встрече
как-то с самого начала ясно, что мы обречены вспоминать об Александре Македонском, завоевателе
скользить мимо темы. чуть ли не всего мира, потом об Екклесиасте с
Может ли вообще такое быть, - что мы имеем его отрезвлением, с горьким и сладким пониманием
«предмет», говорим О нем, излагаем, как положено, непостижимости мира, потом о гностиках. С нами
историю вопроса, приводим факты, обобщаем, даем случилось то, что мы занялись, что называется,
определения, накапливаем знания, словом, делаем обёуждением проблемы, немножко истории, немнож
все, как принято, и не приобретаем, а теряем? ко . казусов немножкО - чтобы не надоело -
Надо набраться смелости и сказать: да обычно так филосоФской школы. А настоящая шко~а - это
оно и бывает. Мы «накапливаем информацию», чтение долгими часами, фраза за фразои , Аристо
богатеем на любой, и на собственный взгляд, и теля или Платона и бесхитростное комментирова
среди всего богатства делаемся нищими. Что мы ние, сначала филологическое, потом историческое,
при этом теряем? Что от нас уходит'? Время'? потом философское. Обзоры, перебирание общих
Похоже, что да. мест обманывают нас видимостью, будто мы что-то
В письме Антону Антоновичу Дельвигу 2 марта узнали, когда на самом деле мы только на св<?ю
1827 года Пушкин говорит о кружке московских беду научились говорить о том, о чем Витгенштеин
философов при журнале «Московский вестник»: «Ты в 'конце «Логико-философского трактата» велит
54 В. В. Бибихин. МИР В. В. Бибихин. МИР 55
молчать. Доброе молчание мы променяли на сознание ваши цепи. Настоящий человек знает
многословие. себя, но у него нет сознания. Ненастоящий человек
Мы могли бы, пожалуй, рассуждать еще долго не знает себя, но у него очень сильное сознание».*
о понятии мира в Евангелии от Иоанна и в Я выписал это место и закрыл книгу. Открыл тут
посланиях апостолов, у Августина и в Средние же лежавшую другую его книгу, и почти первое
века, в Новое время. Между прочим об этом попавшееся было: остерегитесь; если вы окончили
можно прочесть у Хайдеггера в статье «О существе университет, многие ваши шансы стать настоящим
основания» (сборник «Wеgmагkеп», «Путевые замет человеком у вас отняты; если вы кандидат наук,
ки»), Когда Хайдеггер писал ту статью,- она ваша ситуация крайне опасна; если вы доктор
предназна чалась в сборник к семидесятилетию наук, почти никакой надежды для вас не осталось.
Гус~ерля,- он думал не о том, что надо заполнить «Научное» многословие расплеснулось по миру
ячеику ~ списке философских проблем: о мире, и напитывает собой «каналы» информации. Удобство
нсзанятои теме, еще нет исследований. Он был многословия достигло небывалой степени; человек
задет другим. Он был поражен тем, что его не сообщает о человеке в Бомбее, завтра он
ПОняли и о «Бытии и временю> заговорили сразу докладывает о человеке и мире в Москве, на
все словно для того, чтобы заговорить то, что там послезавтра его приглашают дискутировать о
сказано. Он попытался разъяснить, что мир в человеке, мире и будущем в Белграде. Если бы
«Бытии и времени» вовсе не собрание не появился Раджниш, чтобы увидеть сознание
охваченных человеческой заботой, вещей, среди лишним, об этом, наверное, догадались бы камни.
которых человек орудует молотком и другими Мы всегда опасно близки к тому, чтобы
инструментами, а трансценденция, т. е. то, что, заскользить по удобной расположенной в сознании
наоборот, всегда неизбежно располагается за гори плоскости рассуждений, соображений, сравнений,
зонтом всяких человеческих операций. Примерно покатитъся по ней и, например, начать перечис
тогда же или чуть позднее он заметил, что если лени е картин мира, какие они были и каких их
хочешь мыслить всерьез, то надо считаться с тем не было и какие они еще могут быть и какие
что тебя поймут иначе, чем ты думаешь. ' будут,- до сытости И до полной уверенности, что
Он был задет тем, что люди схватывают сложное ни мы себя не понимаем, ни кто бы то ни было
и безвозвратно далекое легче, чем простое и нас уже не поймет и никогда не захочет понять.
близкое. Почему так устроено? Потому что простое Всего легче поместить нашу тему - мир - в
и близкое тревожно, но есть ничья область _ сознании, скажем - в историческом сознании. Но
соз~ание, в котором каждый может спокойно видеть очень похоже на то, что историческое сознание
свои сон наяву? это лучший способ сна наяву, сон особого рода,
Как-то в библиотеке я увидел на столе выдачи позволяющий отключиться от нашего же собствен-
сброшенные книги Раджниша с красивым портретом
на суперобложке. Я попросил разрешения посмот
реть их тут же на месте, открыл наугад первую * Bhagwan Shree Rajneesh. Dang Damg Doko Dang. Talks оп
и прочел слова, на которые упал взгляд: «Помните, zcn. Роопа: Rajneesh Foundation, 1977. Р. 71.
ваш мир, о котором вы говорите, писался через i

ного явного знания, способ знать и одновременно с точкои, так называемое i десятеричное, потому
полу знать, знать и не совсем окончательно знать. что такое i обозначало цифру 10,- и совсем другое
Знание трезво, сурово, обязательно, оно теснит, мир как покой, он пишется через широкое и.
оно велит. Любое сознание - способ разбавить Трудно, конечно, работать, трудно отдаться чистой
знание, сделать его не слишком нас касающимся, деятельности сознания, когда нет покоя. Волнения,
ведь в сознании мы не знаем, а знаем, что знаем. настроения отвлекают, спутывают картину. Созна
Я знаю, что я должен; это знание приказывает, тельный человек поэтому естественно хочет мира
заставляет: я должен. Но у меня же высокое покоя; тогда он может говорить о проблемах
сознание. Я сознаю, что я знаю, что должен. Я мира-универсума, как следует все подразделяя и
сознаю, т. е. уже не очень должен: я сознаю, что ничего не перепутывая.
должен, значит я такой замечательно нравственный А что, если мир-покой отвлеченного сознания
человек, что у меня есть сознание своего долга. на самом деле еще вовсе не мир, а продолжение
А у другого нет. Сознание само по себе так ценно сна'? Не потому ли пожелания мира ничего не
что, пожалуй, поскольку оно у меня такое сильное: стоят, а только плодят подмывающую беспочвен
я должен теперь учить - преподавать сознание ность'? Что, если мир совсем другой?
долга, этику, ведь этика говорит о долге, а у Если настроение - это тон чистого присутствия,
меня обостренное сознание именно долга. Я знаю, если мир, неопределимый, имеет место, без чего
что должен... Ну конечно, знаю, знаю; я же ведь мы со своей стороны никогда не могли бы найти
это и сознаю, что вы еще хотите'? Я теперь вполне свое место в мире, то мир должен давать о себе
пригоден вступить с вами в диалог, субъект-субъ знать прежде всего в человеческом бытии и больше
ектныи, о долге, и я вполне подходящая нигде с такой ясностью, как в нем. Мы находим
кандидатура для того, чтобы поехать на междуна свое место в мире так, что мир имеет место в
родную конференцию философов, занимающихся нашем бытии как мелодия присутствия.
проблемами этики. Бывает ли такое'? Бывает ли, что мы находим
В каком настроении протекает сознание'? В свое место в мире, так что нашим местом
мирном настроении. Сознание не агрессивно, оно оказывается сам мир, и наше присутствие с его
ищет контактов, оно любит покой, Покой В наше неслышной мелодией становится миром'? Бывает ли
время первоочередная задача,- его охранение. Что так, что мы находим себя и примиряемся с миром
такое покой? Это мир. Что такое мир? Мы об в настроении мира'? Или не только так бывает,
этом спросили с самого начала. - Нет, поправляет но так только мы и узнаем себя, так только и
сознание, маленькая ошибочка у вас вышла: вы становимся самими собой'? Если так бывает, то мы
говорили о мире как универсуме, это одно дело, узнаем, опознаем способ, каким наше чистое
а мир покои - совсем другое; мы поддались присутствие может быть миром, даже в самом
одинаковости слова, омонимии, помните гипотезу неумелом описании. Узнаем не потому, что это
лингвистической относительности? Вот так-то. Ну описание создаст, «навеет» на нас настроение мира,
да ладно, со всеми бывает. Все-таки не сбивайтесь а потому, что мы настроение мира по-настоящему
впредь; одно дело мир как универсум,- он раньше,

всегда давно уже знали, хотя не сознавали, потому
всех вещей как бы издали; они словно приходят
что всякий раз нашим осознанием наше настроение в согласие. Мир не кроме вещей, но он и не
отменялось.
вещь и не имеет голоса срсди других голосов; он
Настроение помеха сознанию. В настроении заколдованное и завораживающее со-гласие, такое,
работе сознания приходит конец. «Не могу работать, которого среди голосов мира не бывает. Согласие
нет настроения». Скажите точнее: не могу спра мира внсзапно и ничего не имеет общего с
виться со своим настроением, оно грозит отвлечен
постспенным улаживанием и согласовыванием, ко
ной работе сознания, снов сознания уже с той торые так никогда и не удается довести до конца.
ясностью не вижу, картина мира моя бледнеет. Согласие мира удается сразу, хотя мы в нем как
Настроение - помеха для работы сознания. раз не пытаемся ничего согласовывать наоборот
Настроение - не помеха для мысли, а ее звездный оставляем вещи самим им так, что они' в согласи~
час, ее праздник, ее событие, начинающееся со мира словно отслаиваются, расслаиваются, избавля
спутывания карт сознания. Разные настроения ются от тесноты, возвращаются к себс. Мир
сливаются в одно. Человек ими захвачен, заворо неслышн~ поднимает человеческое существо до
жен. Их пугаются как безволия. Оттого, что свободнои взвешенности, одновременно такой дале
пугаются, от страха самих себя делают все то кой и так близкой всем вещам, и окутывает всё
безрассудное, что делают, чтобы справиться со тишью. Эта тишь - покой И не покой, а сама
своим «нет настроения», и винят настроения, вместо
персмена. Это не покой в смысле успокоения:
того, чтобы винить свой страх. Безволие подлинного без-вольная воля мира ПОчти невыносима; все вещи
настроения - не потеря себя, наоборот, находка. словно возрастают в своей неведомой самостоятель
ности, перестают говорить нам то, что, казалось
Оно впервые только и позволяет человеку выйти
на волю - выйти на улицу, выйти в мир. нам, хотели говорить всегда. Они все стали новые
Только в завороженном безволии глубокого и невиданные - и одновременно домашние.
настроения приходит мир. Только тогда, и не Мы привыкли думать, что все существа
подчиняются только властным голосам страсти
раньше, мысль имеет шанс: имеет шанс выйти из
опутавших ее сетей собственной стратегии и необходимости. Теперь открывается другое. В
тактики. Опомниться. завороженном взвешенном согласии мира человече
ское существо, чистое присутствие,- только оно
Тихое бсзмолвие мира не оставляет человека в
покое, наоборот, захватывает. Захваченность под остается от человека, в остальном человек себе
нимает человеческое существо. Прикосновение к кажется странсн,- на самом деле не узнает себя
миру неслышно снимает его, как лодку с мели.

ни в одном голосе страсти или необходимости, а
да, мир незаметно правит всегда; его власть над согласно только с согласием мира. Только в мире
нами, когда она не замечена нами, сказывается в

завороженной без-вольной воле, оно узнает paBeH~
безумной легкости наших отношений с ним. Но ство себе самому, не размененному на функции,
не раздерганному вещами, не подавленному миром.
находим мы себя в нем не всегда. Мир приходит
неслышно; чтобы расслышать его, надо услышать Человек перестает узнавать себя - и впервые
тишину. Тогда мы вдруг начинаем слышать голоса узнает себя. Так узнает себя ребенок, когда вдруг,
к тревоге родителей, задумчиво умолкает; задумчиво Только к прозрачной бездне странного согласия
умолкнуть умеют и очень маленькие. Как часто мира человек привязывается безусловно; как самому
это заставляет родителей тревожиться: младенец себе, только мир ему в меру. Человек мера миру
задумался, надо развлечь его игрушками. потому, что с самого начала отмерен миром. А
Но мир - вовсе не манящая пестрота и не когда опыта мира нет, когда человек забыл и
дразнящие ощущения. И раздерганность ощущени думает, что не бывает согласия мира, согласия с
ями - это пока еще даже и не настроение, это миром и С собой, надеется узнать себя в чем-то
пока еще просто раздражение. Мир - даже не меньшем, чем мир,- что, разве тогда он начнет
влекущие голоса смыслов и планов. Он согласие. на худой конец довольствоваться своим согласием
И по-настоящему, всем своим существом человек с голосами страсти и необходимости? Да ничуть.
никогда не говорит и никогда не скажет искреннего Как раз наоборот, забыв о мире, он тем отчаяннее
«да» никакому голосу из голосов внутри мира. не будет узнавать себя в вещах мира, никогда,
Человек скажет «да», и уже сказал давно, сам ни в одной. Помнит человек опыт согласия мира,
того не заметив, тайной тишине мира и только ей. его затаенной тишины или не помнит, навсегда
Только в мире человек находит себя - видит забыл или еще не навсегда,- человек может найти
в мире себя так, что узнаёт себя в согласии мира, себя только в нем и больше нигде, ни с одним
видит себя в нем, узнавая раньше всякого знания, голосом при роды и смысла человек по-настоящему
что только мир ему место и только мир равен отождествить себя никогда не может и не сможет.
ему - эта волшебно безвольная воля, загадочная Наоборот: только живой опыт отрешенного согласия,
бездонность; только ей равен человек в своем возможный в неприступной и тайной тишине мира,
существе, только в ней видит родное и только ей, исподволь приучает человека к миру и мирит с
ничему другому и никогда не скажет безусловного вещами в нем; нищание этого опыта отучивает
«да». И чтобы узнать свое место - оно в мире, человека узнавать себя в чем бы то ни было;
не надо обязательно это сознавать, как родное оставляет его, если все навязывает ему себя, врагом
узнается до всякого сознания; не надо разглядывать всего.
и разведывать себя: человек равен в мире себе Отчуждение от мира как таинственного согласия
всему, неведомому , целиком вместе с этой - так родители спешат развлечь ребенка - вовсе
для-себя-самого-неведомостью находит в нем себя, не учат породнению с вещами мира; наоборот,
не зная, что нашел, но зная, что нашел. Равенство вдвойне постылым делается все, чем нас хотели
человека миру равно равенству себе человека. завлечь.
Человек в своем существе, в основной мелодии Раз отшатнувшись от невещественной мировой

своего присутствия - не другое, чем мир. Человека тишины, человек оставляет себя навсегда ненай
называли микрокосмом. Человек микрокосм, малый денным, неузнанны:м и - неспособным что бы то
мир не потому, что в нем как в миниатюрной ни было в мире узнать как свое, близкое. Незнание,
модели заложены все те детальки, из которых чему я равен, не только не заставит меня поневоле
выстроен большой мир: человек микрокосм потому, отождествить себя с чем-то, что мне предложат,
что он в целом мире. ничему вне согласия мира, вне голоса его тишины
я не равен; наоборот, оскудение мира отнимает у
меня шанс сблизиться с чем бы то ни было вообще, если бы в своем чистом присутствии не могли в
осуждает на неприступность неисправимого рода,
согласии мира допустить всему быт ь и быть всему,
которая ближе к отверженности, чем к отрешен принять все как согласное с нами и вместе -
допустить себя как согласных со всем.
ности. Отрешенность никогда не отверженность,
Мы навсегда отказываемся пони мать мир и мир
отрешенность мирит меня со мной и всеми; в
отверженности я не узнаю себя ни в чем и со отдельно. Мир один, нет «целого мира» без мира
согласия; и ненастояший тот покой, в котором мы
всем тайно спорю.
Неvзнанный собой человек сначала узнаёт не приподняты согласием с целым. Согласие раньше
всего. Без опыта целого у нас нет никакого мира.
собственное сушество в мирной тишине мира, и
Мир, в котором мы живем, с его смыслом,
только найдя себе место в ней, он может знать
хранимый круг нашей истории с началом, серединой
это, а не просто страдать от этого: оттого, что
и ИСХОдОМ,- не «объективная данность», он может
нигде больше вне мира-согласия, в растерянном
мире-скоплении распавшихся вещей и сбивчивых
утонуть, как град Китеж, даже без того, чтобы
это кто-то наблюдал, разве что ощутит по тайной
голосов он себя не найдет, и все, что найдет,
расхоложенности сердец, уже не посещаемых
будет не он. Все делаемые человеком жесты
миром,- расхоложенности, которую не измерить
оскорбления земли, разумной инеразумной приро
ДЫ,- это жесты тоски потерянного и забывшего социометрии. Мир не большой мешок, куда
положено все, что есть. «Концепция» мира как
о своей потерянности человеческого сушества отча
явшегося найти себя и все равно знающего, знающего, множества «всех вещей» не просто мешает увидеть
угрозу для мира, она сама и есть опасность.
что ровни ему среди вещей нет. Ни даже космические
Опасность в том, что нам начинает казаться, что
просторы ему не ровня. Ровня ему только
неслышное согласие мира, когда его отрешенное
мир где-то там; что вещь, одна, один человек -
присутствие без-вольно отпускает вещи на волю.
. это еше не мир, а вот много вещей, много людей
И мы поэтому отказываемся впредь принимать

будто бы мир. Весь мир присутствует в присутствии
вещи и человека. Сознание силится охватить зараз
раскол мира на два осколка, каждый из которых
как можно больше вещей, нарисовать самvю
непонятен в отдельности и которые, расставшись
друг с другом, стали такой тенью самих себя, что
большую картину. Но задача мысли не в том,
чтобы размазать себя как можно шире по
не могут соединиться. Мир-универсум, скопление
пространству. дело мысли найти свое место. Она
вешсй - мир-тишина согласия человека с собой
не имеет места, пока мечется, перебирая множества
и со всем - разлученные говорят нам каждый по
вещей. Хорошо для начала, если мысль будет не
отдельности неведомо о чем, по-настоящему они
отталкиваться от вещей, а увязнет в них. Нет
есть TO.lbKOBMeCTC и один без другого потерян.
ничего менее престижного для «научной теории»,
Не ВИДС.1И бы мы никакого собрания вещей,
чем увязнуть в чем-то. Но если мысль способна
никакого универсума, никакого «ВССГО мира», если
увязнуть в вещах, то они, возможно, и есть ее
бы не имели раньше, пусть за-бытого, опыта
место. Увязнув в них, она, возможно, перестанет
СОГ.13сной тишины; не знали бы себя и ничего,
навязывать им то, что их связывает.
Чем мы, собственно, сейчас занимались? Пред Зачем так звучно он поет,
положим, мы сделали попытку проснуться от Напрасно ухо поражая,
гипноза сознания. Ну и что, мы проснулись? Мы К какой он цели нас ведет?
не знаем. Иногда во сне снится, что проснулся,
но все еще спишь. Среди «проблемя современной и хоть поэт им отвечает:
философии сна, похоже, нет; философской энцик
лопедии, во всяком случае, статья такая показалась Молчи, бессмысленный народ,-
уже не нужна. Предполагается, что человек,
берущий в руки философскую энциклопедию, уж он обращается вовсе не к народу на улице и
во всяком случае не спит, проснулся и взялся за площади, как об этом хорошо говорил Владимир
те важные проблемы, о которых говорит философия. Соловьев, не к деревенскому и торговому люду, а
Работает и, значит, уже перестал праздно любо именно к образованному свету; «толпа» И «чернь»
пытствовать о всяких не относящихся к делу для поэтов всегда люди культуры, «развитого
вещах,- о снах, может быть, еще о сновидениях. сознания», которые очень хорошо понимают, что
Серьезный человек занимается серьезными вещами. поэт «небес избранник», оттого и требуют:
Правда, Гераклит сказал (фр. В I по Дильсу
Кранцу) : «от людей скрыто то, что они делают Нет, если ты небес избранник,
наяву, как они забывают то, что делали в Свой дар, божественный посланник,
сновидении», т. е. человек наяву не весь, с Во благо нам употребляй:
существом человека происходит что-то важное, что Сердца собратьев исправляй.
он по-настоящему делает, только не сознанием, а Мы малодушны, мы коварны,
самим присутствием, ему незаметным,- делает, Бесстыдны, злы, неблагодарны:
что от него скрыто. Существо человека и то Мы сердцем хладные скопцы,
существенное, что осуществляется или не осущест Клеветники, рабы, глупцы;
вляется в этом существе, от человека скрыто. Явь Гнездятся клубом в нас пороки:
сознания так светла для того, чтобы человек за Ты можешь, ближнего любя,
ней и в ней не замечал того, что с ним происходит, давать нам смелые уроки,
как светлое небо днем с одним солнцем не дает А мы послушаем тебя,-
видеть черное ночное небо с многими солнцами.
Какое право имеет Гераклит так говорить'? т. е. толпа, «многие», 1tол.л.оi это люди со
И ешё: «Толпа (1tол.л.оt, буквально «многие», своими определенными мнениями, и вот мы читаем
теперь можно было бы сказать, «плюралисты», у Гераклита:
1tuл.л.оi во всей греческой мысли от Гераклита до '" люди толпы, о!: 1tол.л.оi, не осмысливают того,
неоплатоников означает не народную толпу на на что они буквально наталкиваются, и если им
рынке или на улице, а образованное общество, покажешь, все равно не знают, сами же для себя
где у каждого свой взгляд на вещи, как Пушкин - составляют мнение» <в 17).
называет толпой людей рассуждающих: Мнение, особое мнение, составить себе мнение
3 Звк а з N" 392
для Гераклита - падучая болезнь, хуже беспамят «Я сознаю, следовательно, существую»,- постано
ного сна (В 46). Свое особое мнение у каждого вило, что оно проснулось уже окончательно.
и делает людей толпой, т. е. разрозненным и Сознание тогда проснулось. Для Гераклита мнение
потерянным множеством: «я имею в виду», говорит - не просто сон: падучая болезнь.
человек толпы, и излагает свой «взгляд на вещи», Но ведь Гераклит, Гераклит был давно, две с
а ведь мы на самом деле не имеем в виду каждый половиной тысячи лет. Что мы никак не отлипнем
свое, мы имеем в виду - как то, что видно, то, от Гераклита? Теперь все новое. С тех-то пор
что очевидно, то, что есть,- один и тот же мир, человечество, наверное, все-таки проснулось? Вопрос
и надо сначала уснуть и погрузиться В беспамят о том, спит человек наяву или не спит, наверное,
ство, чтобы там видеть каЖдОМУ свое. «для все-таки разрешен и снят? Недаром же вот и в
проснувшихся один и общий мир (К?С МОС ) , ~ философской современной науке нет такой пробле
уснувшие каждый отворачивается в свои личныи мы, «сон», потому что она, верно, уже разрешена,
мир» (В 89). а мы об этом не удосужились справиться в
Проснуться для Гераклита так трудно, как соответствующей литературе,- да, возможно, и в
умереть, но ведь сон наяву - смерть (В 21), и психологии все сказано, - вот по незнанию и
надо умереть из смертного сна мнимои яви, чтоб~ взялись за Гераклита и затеяли снова говорить о
проснуться К жизни. Между сном и логосом высокии древностях.
порог, он не ниже, чем смерть. Один фрагмент Или, может быть, сон не такая «проблема», что
Гераклита похож на игру слов (В 48): «луку имя ее можно раз и навсегда решить?
жизнь а дело его смерть», потому что «лук» в Гегель вел от Гераклита начало философии.
гречес~ой эпической поэзии I3t6~, а жизнь - Началом русской философии был Чаадаев.
r)i.o~. Гераклит не развлекается игрой слов, а Петр Яковлевич Чаадаев пишет в так называ
думает о тайне смерти: ее высокий порог для того емых отрывках и афоризмах (Статьи и письма,
такой высокий, чтобы вернее охранить то, что он М., 1987, с. 153): «Мне кажется, что сон есть
бережет,- вход в не-сон из сна, в ~изнь из настоящая смерть, а то что смертью называют, кто
сонной смерти. Этот порог очень высокии, но не знает? - может быть, оно-то и есть жизнь?. дело
выше, чем существо человека, смертного: человек в том, что истинная смерть находится в самой
не кончается за порогом смерти или того, что жизни. Половину жизни бываем мы мертвы, мертвы
сознанию кажется смертью, человек - смертный совсем, не гиперболически, не воображаемо, но
бог бог - бессмертный человек. действительно, истинно мертвы... Жизнь убегает от
для Гераклита проснувшийся еще. не обязательно нас повсеминутно, часто к нам возвращается, но
уже не спит. Он, может быть, спит наяву. И не никак нельзя сказать, чтобы мы жили не
«может быть» , а верный сон - мнение. В мнении переставая. Жизнь разумная прерывается всякий
человек говорит себе: вот, стало быть, как обстоит раз, как исчезает сознание жизни».
дело. Он перестает сомневаться, раз пришел к Сознание жизни... Сознание жизни - это для
мнению, и значит, перестал сомневаться в том, Чаадаева истинная жизнь, в отличие от сна. А
что он проснулся, как однажды сознание, решив: как же это мы говорили, что сознание сон? Вот
так, поспешишь и скажешь какую-нибудь неле
пость? Чаадаев говорит, наоборот, что сознание древесины, выделывание вещи. В. Б.) жизнь
жизни только спасает от сна'? Мы должны все-таки нашу, а не просто предаваться ее течению, как
придерживаться принятого словоупотребления, ко делают скоты бессловесные (как так? значит
«идсологичсскос сознание» пока еще не мешает
торое говорит, что истинная, проснувшаяся жизнь
- это сознание'? быть «скотами бессловесными», нужно какое-то
Или, кто знает, Чаадаев сказал «сознание жизни другое сознание'? Так найди же слово, хоть ты и
пробуждает от сна», как бы не вдумываясь'? прснсбрегасшь терминологией, нельзя же одним и
Возможно, Чаадаев говорит «сознание», потому что тем же словом называть противоположные вещи!
вся европейская публицистика после Лекарта вот И Чаадаев находит, вернее, в русском языке
уже двести лет и особенно в последние сто лет находится слово по его смыслу. - В. Б.). Когда
только и делает, что расширяет сознание'? У эта совесть, это сознание потеряно, то нет
воскресения».
Чаадаева благородное пренебрежение к терминоло
гии, к философской технике, он говорит «сознание», Вдруг совесть на месте сознания? Что за переход
потому что все говорят. Но он, Чаадаев! Он вдруг от сознания к совести? И о чем хочет сказать
слышит в этом слове что-то ненадежное и берет Чаадаев, отодвинув «идеологическое сознание»?
его обратно. Потому что процитированная выше Совесть... проснуться от смерти... власть, данная
запись после слов «жизнь разумная прерывается
нам ...uдейсuтвовать на минуту будущую... Это совсем
всякий раз, как исчезает сознание жизни», другои пеизаж, чем плоскость сознания.
продолжается вот как:

Сознания еще мало, чтобы уверенно говорить,
«Чем больше таких минут, тем меньше разумной что мы не спим, хотя бы сознанию казалось и
жизни, а если они совсем не возвращаются, вот
иначе. Мы предположили, что мы, может быть
и смерть. - Чтобы умереть таким образом,не сделали попытку проснуться. Мы не знаем, что у
нужно прекращать жизни, другой же смерти нет. Ha~ получилось. Но попытка перенесла нас в другой
Смерть в самой жизни, вот все, что называют пеизаж, из описания того, какая вещь мир и как
его понимать, если его нельзя увидеть,- в
смертью. Между тем объясним возможные здесь
настроение, и в какое настроение: завороженной
недоразумения. Когда говорю сознание жизни, я
тишины, отрешенного молчания, когда все вещи
НС подразумеваю то идеологическое сознание, на
отошли, перестали теснить нас, но не стали
которое опирается новая философия: простое чувство
существования (имеется в виду декартовское «со безразличн~ми, а словно доверительно придвинулись
знаю, следовательно существую». В. Б.). Я в домашнеи близости, словно успокоились ОТТОГО
понимаю под этим сознанием не только чувство
что мы им допустили быть, как они есть и хотят:
жизни, но и отчетливость в ней. Это сознание <Об этом «вещи хотят» я однажды услышал
есть власть, данная нам действовать в настоящую странное слово от ребенка неполных четырех лет
минуту на минуту будущую, устраивать, обделывать мы были с ним в месте, откуда над лесом видн~
(имеется в виду не «обделывание делишек», а поднимающаяся луна. Я спросил его, почему она
работа с веществом жизни, как обделывание по~нимается, может быть, ее тянут на веревоч
ке. «Нет, не на веревочке». Тогда почему же?
«Она хочеть л В этом новом пейзаже мы поняли, упрекнет нас: не нужно приписывать сознанию
что могли бы спокойно и свободно сказать «да» вредный глобализм, сознание вовсе не претендует
только неслышному голосу тайного согласия, на охват мира в целом, оно отражает то, что ему
согласившись с согласием мира; что в этом согласии предносится, и лишь в этом, определенном смысле
мир только и начинает впервые для нас присут отражает «мир». Оно работает не обязательно с
ствовать как целое, а до того был разбросан, и целым миром, ему достаточен «региональный
мы были растеряны, хоть не признавались, и не монизм», чтобы оно отражало только «регион» мира.
могли найти свое место в мире, а теперь нашли, Сознание высвечивает области, отражает то, что
не точку на карте, а себя, и наше место оказалось оно отражает; с целым миром оно не обязано
_ мир, молчаливое согласие. И мы решили: мы связываться; оно фиксирует то, что поддается
не будем больше раскалывать мир, пообещали себе, фиксации. Оно видит фонарь и говорит: это фонарь,
что не забудем, что мира, который казался я его сознаю, я его отражаю.
пространством и скоплением вещей, не найти без И все же на самом деле сознание прежде всего
мира-согласия, что мира без мира нигде нет, что отражает или во всяком случае готово отразить
мир есть только в мире, в том, которому мы целый мир. Если бы сознание не могло с самого
говорим «да», потому что узнаем внеслышном начала отразить всё и не было бы уверено в том,
голосе отрешенного согласия себя, наше существо, что способно отразить всё, оно никогда не могло
его присутствие. бы сказать, что удовлетворительно отразило какой
Мы сделали попытку проснуться и оказались в бы то ни было регион: ведь без уверенности в
странном месте. Или странным было то простран своем умении отразить всё оно не имело бы права
ство, где мы искали без надежды на успех мир считать, что в регионе не осталось ничего
в сознании и в историческом сознании? Где мир? неотраженного. Априорная уверенность в умении
Мир науки - это вопросы науки, научное знание отразить всё первое в сознании, его не
как архитектура вопросов. Мир нашего присутствия осознаваемая им основа. даже если сознание
- это тот, где мы находим себя, в котором отразило немногое, оно заранее шло на отражение
находим себе место. Но мир в сознании, которым чего угодно.
оно оперирует, распаковывает, анализирует, отра Крупица неотразимости в мире помешала бы

жает - что это такое? Мир сознания,- сознание сознанию оперировать картиной мира. Сознание не
же ведь, как говорится, целый мир,- расположено может быть разорванным, оно тогда перестанет
в особом пространстве. Ч то это за пространство быть собой. Гегель говорил, что заштопанный чулок
сознания? Оно создано самим сознанием, его лучше разорванного, с сознанием же наоборот: для
деятельностью отражения. Сознание стоит на Гегеля настоящее сознание то, которое разорвано,
отражении. Сознание отражает мир, отраженный потому что в диалектике Гегеля. сознание и
мир это мир сознания. Отраженный, мир не имеет самосознание . тольI<:о моменты, .тезис- и антйтезис
доступа в сознание. Сознание живет в меру этой того, что выше сознания и самосознания. Сознание
своей победы над ним. годится у Гегеля лишь на то, чтобы преодолеть себя,
Научное и объективное плюралистское сознание 110 соврсмсннос сознание крепнет нсзавигимо от
Гегеля. Сознание не любит быть разорванным. упрочивается, крепнет, сцепливается в коллективное
Неразорванное сознание очень сильное. Оно непо сознание и становится еще более непобедимым,
бедимая вещь, ему всегда удается то, что не организует себя и весь окружающий мир, потому
удалось Александру Македонскому,- справиться с что в качестве коллективного способно вооружить
целым миром, правда, немного по-другому: отразить себя всем, чем ему в каждом случае нужно себя
его, не допустить до себя такой мир, какой он вооружить.
есть, а только отраженный. Без риска, на который Лучше поэтому спросить, не почему сознание
шел Александр Македонский, сознание расчетом и способно всегда всё отразить, а - как оно узнало
учетом в силах контролировать всё. По существу об этой своей способности? Ведь оно не всегда о
оно с первого шага уже контролирует всё: ней знало, да и само не всегда было. Как закралось
решимость всё отразить. Упрочившееся расчетливое в него это знание? У ребенка его нет, как нет
сознание как город за крепостными стенами. и сознания, которое отличалось бы от знания. Если
Расчетливое сознание знает, что справится со всем. бы дети знали, что могут всё отразить, они не
Настроение? Подавить настроение - похоже, еще умели бы плакать так, как они часто плачут,
и не самая трудная задача для сознания. Тоску горько, в отчаянии. Кто сказал сознанию? Как оно
можно разогнать легким чтением, кино, встречей узнало, что оно сильнее всего?
«с интересными людьми». Настроения называются Мы не можем разгадать загадку сознания.
дурью, их современному образованному человеку Сознание что-то сделало и все время делает так,
иметь неприлично. что мы не можем за ним уследить. Оно укоренилось
Спросим: почему сознание не встретит в мире и укрепило себя со всех сторон, и мы не можем
ничего, что было бы способно его, сознание, мечтать о том, чтобы как-то достать его. Оно само
смутить; не встретит ничего, чего оно не могло может легко достать нас. Мы можем только быть
бы отразить, от чего не могло бы оттолкнуться? уверены в одном: что сознание будет возрастать
Мы вроде бы это уже знаем. Мы заметили раньше, - по крайней мере до тех пор, пока в мире
что, кроме самого мира, ничему в мире человек будет, что отражать.
не может и не ДОлжен сказать последнее «да». Что делает, что сделало сознание с человеческим
Тут секрет способности сознания всё отражать, от сушеством, присутствием? Скорее всего, то, что
всего отталкиваться. Отразить, составив себе кар оно делает всегда: прежде всего отразило. Отра
тину, сознание может и непостижимое. Отразив, женное, конечно, не перестает существовать. Оно,
сознание осознает и Бога. Оно неуклонно возра однако, отражено; о том, чтобы, отраженное, оно
стает, потому что может отразить всё, в чем не еще как-то могло захватить сознание, не может
видит себя; и оно, конечно, не видит себя ни в быть речи. Музыке человеческого присутствия,
одной из вещей мира, потому что могло бы узнать настроению рядом с сознанием места нет.
себя только в согласии целого - а как бы оно Победа сознания над миром, отражение мира
могло это сдел~ть, не перестав быть собой, не сознанием отнимает у мира место в человеческом
отдавшись миру? Оно возникло, когда не увидело смцестве.
себя в мире. С тех пор оно безостановочно . Сознание по существу всегда первым делом
имеет дело с целым миром - как с таким, который Т. е. от страсти и необходимости, по способу
оно безусловно готово отразить. скандала приковывающих человека к вещам.
должны ли мы как-то пытаться «преодолеть»
сознание? Только чем? Не физической же силой; Со злобой дня души постыдный торг
а какая духовная сила сильнее сознания? Что же Стал для меня без смысла и значенья,
делать, чтобы иметь дело с миром, не с отраженным? для всех тревог бесследно умер я
Но для человеческого существа в мире, не-мыс И ожил вновь в сознанье бытия ...
лимом покое, очарованной тиши согласия, действия
невозможны.
Ожил в сознанье - или в самом бытии? Во всяком
у Алексея Константиновича Толстого есть случае, поэт умер для всего, среди чего было
стихотворение, помеченное серединой 1875 г. и растеряно его существование, но эта смерть ввела
получающее заглавие по первой строке. Оно его в жизнь. Всё восстановилось, но в изменившемся
начинается словами: смысле и значении. Веши мира, от которых кто-то
«отторг» поэта, не стали ему безразличны, разве
Земля цвела. В лугу, весной одетом что к нему приблизились другие вещи, не те, что
Ручей меж трав катился, молчалив;' теснили раньше. «Царил покой», «В прозрачный
Был тихий час меж сумраком и светом. мрак деревья улетали ... Лесной чабёр и полевой
шалфей, Блестя росой, в траве благоухали».
Описывается Состояние, или настроение, которое Протоиерей Василий Зеньковский во втором томе
захватило поэта в «тихий час меж сумраком и (е Христианское учение о мире» своей книги
светом» и которому поэт доверился, еще не «Основы христианской философию) (Париж, 1964) ,-
понимая, что оно такое. Разгадка придет в здесь, вообще говоря, дается еще раз одно из
последней строфе. В середине стихотворения гово объяснений мировой данности и нет вопроса о том,
рится:
что такое мир,- цитирует стихотворение А. К.
Толстого, написанное на четверть века раньше
Проникнут весь блаженством был я новым ... вышеприведенного. Оно тоже озаглавливается по
И МНИЛОСь мне, что я лечу без крыл ... первым строкам:
И дальше: Меня, во мраке и в пыли

досель влачившего оковы,
НО трезв был ум и чужд ему восторг... Любови крылья вознесли
В отчизну пламени и слова.
Т. е. то был не сон и не возбужденное воспарение. И просветлел МОй темный взор,
И стал мне виден мир незримый,
Надежды я не знал, ни опасенья... И слышит ухо с этих пор,
Кто ж мощно так от них меня отторг'? Что для других неуловимо...
Кто отрешил от тягости хотенья'?
В. В. Бu6uхim. мир 77
Задачи то старинной разрешенье ,

в обоих стихотворениях поэт говорит о том, В таинственном ты видишь полусне.
что мы пытались назвать словами «согласие», То творчества с покоем с~глашенье,
«тишина». Ухо поэта слышит то, «что для других То мысли ПЫЛ в душевнои тишине ...
неуловимо», т. е. молчание. Это, однако, не глухое
молчание, если его можно слышать и если поэт о «соглашеньея творчества с покоем здесь
слышит его до сих пор. Мир отрешенный, незримый, сказано не в том смысле, что творчество творило
неуловимый все же присутствует так, что наполняет среди «постыдного торга» и «злобы ДНЯ», С ними
поэта светом. И заметим еще: именно такой, мирясь, теперь же наступил покой, и творчеству
незримый, неуловимый, он присутствует и в слове теперь нужно «согласиться» С ним, чтобы продол
поэта. Стихотворение не отражает мир, оно жать свое дело. «Соглашенье» здесь означает, что
впускает его в себя, давая ему быть таким, какой сейчас только впервые в согласии с покоем
он есть, незримый новый отрешенно царящий в начинается творчество. НевозможнОСТЬ среди царя
покое. И менно такой он продолжает быть в щего покоя в молчании и «душевн~и тишине»
стихотворении, продолжает не только тогда, когда нарушить тот покой, завораживающии так, что
оно пишется, но и потом, когда оно давно написано, губы до поры скованы у поэта и он «бесследно
когда уже нет написавшего его поэта. Мир все умер» в чутком «таинственном полусне», невозмож
равно продолжает присутствовать в его слове. Как ность для человека говорить прежним ненужным
это может быть? Поэт и связан тишиной мира, и словом в новом бытии - для творчества не помеха,
говорит, и, говоря, не нарушает мира,- не только
а наоборот, первое условие.
не нарушает, а как бы впервые дает ему быть. Спросим: поэт дает слово миру, потому что в
В слове мир имеет место, поэт дает слово миру покое мира начинается то «соглашенье», то
так, словно говорит уже не сам поэт, а мир. Так со-гласи е , когда поэт может стать самим голосом
называемый «поэтический мир» - не другой, чем мира, т. е. одновременно и одним из голосов мира
наш, которому поэт дает присутствовать. И еще и голосом целого мира; а мысль? Возможно ли
больше того: мир, которому поэт дает слово, только такое для мысли,- чтобы мысль была хранением?
и дает поэту сказать свое слово: «Меня... любви не отражением мира, не отталкиванием от него.
крылья вознесли В отчизну пламени и СЛО6а». Поэт дает мысли шанс: когда человек оживает,
Тогда, когда поэту еще не стал «виден мир умерев, в «сознанье бытия», неотличимом от бытия, v
незримый», слово, конечно, тоже было, но не в небывалой трезвой окрыленности, чуждои дым
нашедшее себя, не вернувшееся в свою «отчизну». ному восторгу, то это не угасание мысли, «то
Родина слова - это «мир незримый». мысли пыл в душевной тишине». Или много лгут
Там, до мира, где слово, конечно, есть, оно не певцы? И для мысли самой по себе, без помощи
в своей «отчизне» И потому еще не может найти поэзии, нет возможности хранить мир, не може~
себя, не может звучать. Теперь поэт слышит - она не отражать его? Не может дать ему слово.
неведомый голос ему говорит (в стихотворении
«Земля цвела. В лугу, весной одетом ... »):
4 недостатков прежних слишком статических систем.
Не поступить ли сходным образом и нам'!
Только что же это за вещь такая - философская
Почсму бы нам тсперь не подвести итоги всему, система, что ее можно получить дозированием,
что мы наговорили, привести в систему, сгладить прибавляя ей принципов, когда каких-то принципов
крайности .. Подправить. Придется тогда, наверное, ей недостает'! Или мысль все-таки более простая,
учесть, что, говоря о мире, мы, похоже, идем в более непоправимая, менее обеспеченная вещь,
колее восточной мысли. Давно замечено, что, имеющая дело с тем, что есть, и не имеющая
например, . когда Августин на Западе говорит об права подменять то, что есть, конструктами'!
истории, динамике, Дионисий Ареопагит на Востоке да и какие конструкты в мире, до которого
говорит об иерархическом строе творения, о статике, мы договорились,- В отрешенном согласии, где мы
и вообще историческое, западное как-то сникает уже не схватываем вещи, а отпускаем.
на Востоке, недаром еще в нашем веке западное Часто мы бываем захвачены вещами. Это
соображение о том, что общество требует какого-то называется увлеченностью. Мы увлекаемся, потом
времени развития, чтобы подняться на более увлечения проходят. Когда проходят, вещи пере
высокую «ступень», и никакими уловками ту стают казаться увлекательными, как раньше. Что
историческую зрелость раньше времени не добыть, произошло'! Вещь изменилась? Обычно нет, до
на Востоке как-то не звучало; здесь плохо видели удивления. Вещь та же, увлечения уже нет. Мы
неподатливость истории, ничто не мешало сказать: изменились? Но когда это мы успели'! Иногда
даешь высший этап сейчас. увлечсния приходят и уходят так быстро, что ни
И нам тоже скажут: бытие в западной мысли вещь, ни мы не успеваем измениться. Увлечения
исторично, оно событие; мир, о котором мы могут длиться несколько часов и меньше, как
говорим, тоже вроде бы событие, но оказывается несколько лет и всю жизнь. Что изменяется'! Стоит
у нас вынутым из истории покое м согласия. Нам обратить внимание на эту загадку. Сразу ясно по
надо бы, значит, тут что-то скорректировать, крайней мере одно: в увлечении мы привязываемся
прибавить историчности. В одной из статей серии к вещам. Привязаться может только то, что было
по истории русской философской мысли «Литера свободно. Где мы не свободны, там не можем и
турной газеты» об очередном русском мыслителе привязаться. Мы не привязываемся к тому - даже
говорится, что он исправил недостаток систем к самому хорошему,- с чем связаны принужде-'
предшествующих русских мыслителей: там преоб нием. Привязавшись, мы тоже не перестаем быть
ладала статистика, статическое описание «мира в свободными, пока остаемся привязанными; наша
Боге», «мира идей», не хватало динамики, процес свобода дает о себе знать в привязанности.
суальности, и чтобы восполнить этот врожденный Привязанностъ говорит о том, что наша свобода
недостаток динамики, мыслитель, о котором идет - отрешенность - никуда не ушла.
речь, вот что сделал: он добавил к принципу Прошлый раз я ответил на записку «Если
статики еще и принцип динамики, тогда у него сознание не отражает себя, как же оно отражает
уже получилась более совершенная система, без всё», сказав, что оно, конечно, отражает и себя,
В. В. Би6ихин. мир 81
ведь есть же самосознание. Потом я увидел в на пока. Тем будет прочнее петля захвата ... потом.
словах записки неожиданный смысл, не заметный Отпустить насовсем, просто так? Такого сознание
с первого взгляда. Ее важный смысл такой: как не потерпит. Отпустить на всё время? Нет:
вообще может быть, что сознание, принимая, т. е. отпустить на время, чтобы потом вернуть.
не отражая само себя, не принимает, отражает всё Вернуть. Это, собственно, наше отношение к
вовне себя? Ведь обычно то, что в мире с собой, времени. Что время уносит всё, для нас невыно
в мире исо всем. То, что по-настоящему привязано . симый скандал. Как время уносит, так оно пусть
к себе, способно привязаться и к другому; и и вернет. Что вернет? В конечном итоге - золотой
наоборот, едва ли возможно привязаться к век.
чему-нибудь, . не привязавшись к себе, отразив себя. Мы берем учебник, чтобы читать, чтобы выучить
В свете этого глубокого смысла записки ответ на науку. Наука - некая цельность знания, знания
нее- сознание отражает в самосознании и само ведь увлекают нас не потому, что их много, а
себя - остается, однако, прежним. Сознание не потому, что в конце они обещают полноту,
принимает и себя. Оно отражает и себя тоже. восстановление, собирание воедино. Достижение
Разве что только остановившееся на полдороге этой цели нас влечет, а не бесконечный ряд.
сознание этого не замечает. Оно во всяком случае Целого сейчас, пока я читаю учебник, еще нет.
готово отразить себя, и nоследовательное сознание, Но я сейчас читаю, чтобы оно было. Цельность,
отражающее всё, начинает отражать - выявлять, которая у меня была в наивном первом взгляде
разбирать, организовывать, и организации нет конца на мир и которая почему-то кончилась, оттого я
себя тоже. В сознании нет упора, который и стал читать учебник,- вот ее мне и призвано
остановил бы его как таковое от того, чтобы, вернуть время, к ней-то я и хочу прийти со
отразив себя, отразить свое отражение, отразить временем. При помощи времени. Время, на которое
отражение своего отражения, пока оно не помра мы таким образом надеемся, имеет простой и
чится, запутавшись в себе. По своей установке близкий смысл: оно мне то целое, которого мне
сознание отражает абсолютно всё, иначе его победа сейчас не хватает, вернет. Оно вернет мне полноту,
над миром останется неполной. Отражение настоль покой, согласие, которые сейчас, когда я потерян
ко первично в сознании, что оно только вторично и растерян, меня покинули. Время - залог, что
узнает, что именно оно отражает. Отражает оно ушедшее не ушло. Но как же так: ведь ушедшее
раньше, чем узнает: сначала отражает, потом ушло как раз из-за времени, время унесло? И мы
узнает. говорим, что время вернет? Почему не унесет еще
А если не отразить, если допустить? Нельзя, дальше? - Впрочем, время ли унесло, крадет ли
возражает сознание, это будет пассивностью, нас вообще что-нибудь время само по. себе? Может
заглотит, захватит поток, мы захлебнемся. Погиб быть, нет? Старикам начинает лучше помниться
нем. Как можно. То есть на время, тактически раннее, чем то, что было недавно. Значит, меньшее
допустить, держа под неустанным контролем, время для них уносит больше, чем большее? Или
подпустить, но чтобы потом вернее отразить. и это не так, а просто раннее затонуло так глубоко,
Метод прицеливания. Допустим: пусть. То есть - что время над ним, как говорится, не властно?
4 Заказ N9 392
Где вообще время? Аристотель говорил, что оно от них, было более существенным. Не случайно
или совсем не существует, или «едва сущест оно и ушло от нас, так что уже никак не вернешь.
вует», ~ll\Al(; ~:(Пt <Физика IV 10, 217 Ь 32-33>. Или, наоборот, время - это возвращение, и не
Прошлое было, его уже нет. Будущее, даже если только в том смысле, что с его помощью мы хотим
оно точно бvдет, сейчас во всяком слvчае не вернуть потерянную цельность? Вечное возвраще
существмет. Настоящее так расколото на' то, что ние? Круги: то, что было, то опять будет. Как
отпадает в прошлое, и то, что пока не наступило, же все-таки обстоит дело с временем: его не
что само по себе «теперь» похоже на точку, подобно вернуть - или, наоборот, прошедшее будет опять,
точке, не занимает места и опознается только как и повторится всё как встарь? Похоже, мы
граница между двумя. Границы самой по себе как врашаемся по кругу вместе со временем и не
таковой нет, вся граница принадлежит или одному, можем остановиться, голова уже закружилась.
И.1И другому. Попробуем разобраться, т. е., стало быть, уже
Как разобрать время? Что значит разобрать, не разобрать время, а разобрать-ся: разобрать себя.
какие нагромождения? Самого времени. Разбирая Мы уже разбирали себя: на дне мы увидели
время, не теряем ли мы время? Мы хотим его существо человека как чистое присутствие. П ри
разобрать - а зачем, его и так быстро разбирают, сутствие - мое, не представленное, не отраженное,
так, что v нас его все меньше. Значит, разберут не манипулированное, а как оно есть,- присутст
время без нас? Видимо, так оно и есть: наше вует в одной из своих мелодий, настроений.
время разберут без нас. Впрочем, мы в другом же Настроение мира - сам же мир, затаенный покой
хотим смысле разобрать, не в том смысле, чтобы согласия, в котором мы согласны с вещами, что
от него ничего не осталось: чтобы осталась в руках они есть то, что они есть. Мы допускаем тогда
суть времени. Но суть времени - похоже, уже целый мир. Мы не сначала справляемся, что такое
не время, а просто суть. Суть, пожалуй, не во целый мир и где он, какого он объема, и потом
времени. Недаром мы хотим со временем дойти до соглашаемся: ладно, будь, если такой, но чтобы
сути. Разбирая время, мы хотим добраться не до не другой, а то я не соглашусь. Как раз наоборот:
времени: не до временного. С другой стороны, нам в событии мира нас захватывает согласие мира -
нvжно время, чтобы добраться до сути, как до его волшебная тишина,- и после этого мы знаем,
сути времени, так и, главное, до самой сути дела. что со мной пусть будет как будет, но я принимаю
Время - это то, с чем - «со временем» - через целый мир; не требую, чтобы мне показали, что
что и благодаря чему мы доберемся до настоящего. в мире, и тогда я осознаю или отражу, а
Постойте: только что мы сказали, что не заранее целый мир мною допущен, я заранее с
временное - раннее и простое - увлекает нас, ним со-гласен. Так Данте в безвольной заворожен
захватывает; но мы хотим добраться до него со ноети понимал, что «когда она <Прекрасная Дама)
временем. Со временем во всем разберемся. Между появлялась откуда-нибудь, в надежде на дивное
прочим, если мы хотим разобраться и со временем, приветствие ни одного врага у меня не оставалось,
то не можем не заметить, что время разнос но меня охватывало пламя милосердия, заставляв
Наступили новые времена; древнее время, в отличие шее прошать любому обидчику; и кто бы тогда
ни спросил меня о чем-либо, мой ответ был бы бытие первично, сознание вторично. Но услышали
только "любовь", со взором, облеченным в мы это и повторили словно для того, чтобы сразу
смирение» (Новая жизнь. 11, 1). u забыть. Отметиться, так сказать, чтобы больше на
Я не раньше откуда-то знаю, что такое целыи прежнее место не возвращаться. Философия, нао
мир, а в согласии мира, когда целый мир для борот, обязана всегда возвращаться на место бытия.
меня такой, что я допускаю ему быть, я только Бытие первично вовсе не значит, что,
и начинаю знать, какой он. Откуда я знаю, что следовательно, чем бы мы не занялись, бытие,
он целый? Кто сказал Данте, что любой обидчик, наподобие материала, всегда у нас в руках. Так
любое враждебное не выпадет из согласия, которого кажется и так должно казаться сознанию. для него
хватит на всё? По-видимому, мир не вместилище, первичность бытия гарантирует, что всегда будет
в котором всё сперва размещается, а потом чем отражать, всегда будет чем оперировать, что
взвешивается в целом. Он раньше и он другое, рассчитывать, устанавливать. для сознания все так
чем что бы то ни было, что любым способом просто и обстоит: бытие первично - значит, можно
задевания способно задеть меня в ряду вещей. Как и нужно его отражать, и к этому отношению,
мир там, раньше,- я не знаю; знаю только, что отражению, сводятся все счеты с бытием. Оно
он меня касается способом таким же неуловимым, первично - и делается ясно: проделывай в нем
как он сам. Способ касания мира и должен туннели, вступай в «трудовое отношение» к нему.
оставаться непонятным уже потому, что, поняв его Разве это не верно в конце концов, разве можно
способ, мы стали бы способны на него; но мы в с этим как-то спорить? Бытие первично, сознание
принципе не способны сделать так, чтобы мир стал, вторично, т. е. работает с первым как с сырьем
когда его нет. Способ мира и его касания не имеет - это, казалось бы, такая правда, что и сломав
ничего общего и со сверхъестественной силой и с себе голову мы с ней ничего не поделаем.
операциями богов и ангелов, непостижимо дейст Философия здесь, однако, не кончается; она
вующих: мир ближе к нам, настолько, что, не здесь начинается. Бытие - начало философии, и
будучи «способом», он сам и есть способность, в мы не должны сделать его концом, в котором она
том числе и наша способность к нему самому, и умирает жалкой смертью, от недостатка предмета
всё, что в нем делается, получает возможность от первой необходимости: отчетливости мысли. В самом
этой способности. Способность, как говорится, деле, бытие первично, сознание вторично, говорим
можно только развить; устроить ее себе мы не мы, и не следующим шагом, а в этом самом
можем. произнесении почему-то успокаиваемся: стало быть,
Нам скажут: что же это мы? За что ни осталось только отразить первичное. Но как его
возьмемся, то не можем сами, не в нашей воле, отразить, когда оно первично? Как сделать, чтобы
заворожены неприступным покоем. Не отказываемся оно каждый раз не опережало и самое отражение?
ли переделывать мир, учим пассивности? Философия Если бытие первично, то и отражение в своем
имеет дело с началами, которые от нас не зависят, существе тоже бытие, которое собой себя
от которых зависим мы. Это как будто давно отражает. Кажущийся круг, в котором мы здесь
знали; мы, кажется, первое, что услышали,- что закруживаемся,- не путаница, не темнота: нас
сознанием погребена, оплакана, зарыта, на ней
останавливает начало как таковое, неприступное
поставлен крест. Можно заняться, кто хочет,
для манипуляций отражающего сознания, не
эксгумацией трупа. Но что потом делать с трупом?
знающего, чем и как оно отражает. Бытие первично
Только сознание, похоже, знает, что делать.
-- значит никакими способами осознания сознание Эксгумация трупа философии ведется им с
отразить его не может так, чтобы в самом
размахом. Хоть плачь, хоть смейся. Правда,
отражении'! раньше отражения и как его же
Спиноза велел: поп lugere, поп ridere, sed intelligere,
собственное, отражения, начало уже не было бытия.
не плачь, не смейся, но понимай.
Где? Внутри отражения как та ясность, тот свет,
Трудность, однако, в том, что начала понять
в котором человек только и способен что бы то привычным образом -- схватить -- невозможно.
ни было отразить. Бытие раньше сознания.
Они сами захватывают нас. Или, может быть,
Сознание говорит это, и не следующим шагом, не
Спиноза говорит о понимании в другом смысле --
в порядке силлогизма, а тут же подразумевает:
в том смысле, в каком в старину говорили, что
стало быть, сознание выше бытия; еще бы, оно, духовная пища ведет себя наоборот, чем телесная;
сознание, узнало про бытие, что бытие раньше; и когда мы едим телесную, то превращаем ее в
что бытию теперь некуда деться; что его теперь свое тело, но духовная, наоборот, превращает нас
можно отразить, установить его, распорядиться им.
в себя, так что в отношении духовной пищи
Что значит способность отразить бытие, как не
«человек есть то, что он ест» (Парацельс),-- т. е.
обладание чем-то, что заранее -- априори -- так человек такое существо, что когда он «понимает»
устроено, что какой бы новой стороной бытие ни начала, то понимает их не перевариванием, как
повернулось, для него приготовлено зеркало, которое
телесную пищу, а собственным упрощением до
его отразит? Сознание говорит: бытие первично, самих начал, сливается с началами. В некоторых
сознание вторично; и имеет в виду: сознание
русских говорах «понимание» значит любовь, и об
первично, бытие вторично. Как еще иначе прика
обрученных молодых людях говорят: «у них
жете считать, если у сознания раньше всякого
понимание». У Боккаччо во второй новелле
бытия уже есть способность так или иначе, пускай четвертого дня венецианская дама сообщает куме:
даже «определенным» образом, но все-таки его «Мой нежный друг, который любит меня больше,
отразить? чем себя ... », буквально -- «мое понимание»,
Подразумевая: «сознание активно, бытие налич 10 'ntendimento mio. И Спиноза, когда говорил об
но», сознание заранее намечает себе, как справиться о понимании начал (в русском переводе
intelligere,
с бытием. Т. е. сначала, конечно, надо справиться почему-то о «познании» начал, хотя это было бы
о нем, в смысле -- осведомиться, удостовериться,
по-латински другое слово, cognitio), говорил о
что наше его отражение будет правильным и любви, о принятии. Понимающее принятие, фило
безошибочным: а потом, конечно, и справиться еще софия, возвращает человека к началам и к нему
раз, справиться с ним в смысле овладеть им. Это самому, восстанавливает его, «возрождает». «Пони
безотказный метод. Сознание никогда ничем не мающая любовь», amor intellectualis (но не
смутишь. Оно заранее отразило в себе наши доводы. «познавательная любовь», как в русском переводе,
Оно говорит с нами, уже отраженными. Философия
88 В, В. Бибихин. мир
который словно держит автора в узде, не позволяя
ему вольничать) - это, по Спинозе, счастливое отразив, мы отразим уже не се, потому что
осуществление человека в самой природе его души, отражаем благодаря ей. Возможности просто можно
то первое и последнее, что есть в человеке как только отдать себя. Такое отдание себя чистому
существо человека. Поэтому в конце спинозовской принятию - философии - происходит в отрешен
«ЭТИКИ», Ethica ordine geometrico demonstrata et in ности- мира, в покое его согласия.
quinque рапез distinta, в пятой части, Ое potentia Может быть, и время как возвращение начала
intellectus, seu de libertate humana, «О способности - в своей сути возможность просто'? Может быть.
понимания, или О человеческой свободе», теорема Сейчас мы не в состоянии пойти дальше этой
37 гласит: В природе нет ничего, что было бы догадки. Пока, разбираясь во времени, разбирая
противно этой понимающей любви, иными словами, себя во времени, мы видим две вещи. Во-первых,
что могло бы ее уничтожить; и причина в том, время - как говорит само слово, оно того же
«доказывает» Спиноза, что понимающая любовь и происхождения, что «вертеть»,- вращение и
есть «природа ДУШИ». возвращение. Во-вторых, время - это всегда другое,
Понимание это любовь, любовь это понимание'? т. е. как раз не возвращение, а преодоление
Нам может показаться, что мы здесь выходим за возвращения. Две противоположные вещи. Что
пределы строгой мысли. Оно, может быть, и время - возвращение, напоминает этимология. Что
красиво, но не лучше ли вернуться к настоящей времени нет без другого, нового, об этом говорит
философии'? Говоря «философия», мы думаем о Аристотель в своем знаменитом разборе времени
системах рассуждений. Но это слово состоит из (Физика IV 10-14): «В самом деле, когда у нас
двух, филия, любящее принятие, и софия, умение самих мысли не изменяются или когда мы не
в смысле понимания. Данте переводит на италь замечаем, что у нас мысли изменяются, нам
янский: философия есть amoroso uso di sapienza, не кажется, что прошло время... Если бы
любящее мудрствование. Привычно повторяя «фи "теперь", то Vt'lV, текущий момент, не было каждый
лософия», мы давно не задумываемся, что говорим раз другим, но одним и тем же, не было бы
о принимающем понимании. времени».
С началами не просто, они слишком просты, Что такое время - возвращение или каждый
чтобы с ними можно было просто. Мы хотим их раз другое'? Или то и другое, возвращение того
схватить, а захватывают они нас. Сознание на же самого и всегда новое, только по-разному'?
самом деле не раньше бытия: бытие раньше С прошлым и будущим дело обстоит не
сознания. Раньше, чем сознание отразило бытие, одинаковым образом. Прошедшее время (не про
бытие незаметно для сознания успело дать ему эту шлое, которое было великим и безвозвратно ушло,
возможность. Сознание думает, что никакой другой а прошедшее время, из-за которого великое прошлое
возможности, кроме как отражать, бытие ему не ушло) хуже, чем будущее. Из-за прошедшего
дает и не может дать. Но бытие раньше и этой времени я, например, забыл, что знал, и вообще
возможности: оно не эта возможность, оно возмож всё ухудшилось, обветшало, пришло в упадок. Если
ность просто. Возможность просто нельзя отразить: что улучшилось,- скажем, я все-таки стал по
крайней мере немного более опытным, хотя бы

В. В. Бu6uхuн. мир 91
было будущим и будет прошедшим. Я к нему

более собранным,- то это случилось наперекор относился как к будущему и ждал от него, чего
времени: время мне мешало, грозило унести своим ждут от будущего, а потом буду смотреть на него
потоком, но в гонке со временем, в споре с ним как на прошедшее и как на то, что ДОЛЖНО быть
я достиг, узнал, сумел собраться, когда всё исправлено будущим. Как можно, в конце концов,
забывалось., уходило, портилось. От времени всё всегда ждать будущего времени и всегда потом,
портилось, я сам, старея, делался хуже, но вопреки когда оно пройдет, убеждаться, что оно прошедшее?
прошедшему времени всё же не целиком потерял Если бы так тянулось вечно, человек был б~
время. Прошедшее время, однако, вокруг меня бесчувственным, беспамятным клоуном, которыи
взяло верх, разве что только я один остался каждый раз заглядывает в очередное окошечко в
тающим островком сопротивления,- в общем и стене видит там то же самое и терпеливо идет
целом время сделало так, что былое ушло, сначала к с~едующему. Время не длится вечно: оно
просто перестало быть, потом забылось. При всем кончается. Оно кончается не когда-то, а ограничено
том прошедшее время тоже каждый раз было и всегда: вневременным, «эоном». 30Н, вечность -
тем же самым, и другим - другим потому, что полнота времен. Вечность это все. 30НОМ кончается
былое безвозвратно уходило и забывалось, тем же время не в том смысле, что время будет
самым, потому что высота, свежесть былого, накопляться до какого-то определенного большого
раннего, изначального, древнего в высоком смысле года, когда следующего года уже не будет: время
этого слова стиралась, терялась и вместо его кончится только так, что в прорыве к вечности
небывалой первичности втиралось, из-за времени, прошедшее время перестанет быть плохим прошед
монотонное, обыденное, повторяющееся. шим временем в противоположность хорошему
Будущее время не такое, как прошедшее. То, будущему. В полноте времен кончится раскол.
что из-за прошедшего времени я потерял, благодаря Времени не будет потому, что выйдет наружу суть
будущему времени я восстановлю. Будущее время времени и собою отменит время, т. е. можно
кажется намного лучше прошедшего. Оно тоже сказать и так, что время как раз не кончится в
будет и тем же самым, и другим, но уже в вечности, а наоборот, впервые только начнется в
противоположном смысле. Оно будет другим, потому своей сути как начало того, что уже не время, а
что я стану другим, уже не буду гаснуть в само начало времени. Так в Апокалипсисе Иоанна
безвременьи, а сумею, наконец, восстановиться; с Богослова 00, 6-7) говорится, что «времени больше
другой стороны, в восстановлении время покажет не будет», х.р6уос; OUKE'tl E<J'tat. Когда мы говорим:
себя подлинным возвращением, оно возвратит с «у меня нет времени», мы всегда подразумеваем.
собой былое, изначальное, потерянное, т. е. будущее вот для этого дела нет времени, а для другого
время сделает так, что плохое дело прошедшего дела найдется. У Иоанна в безотносительном смысле
времени, дело стирания и опошления, будет никакого времени ни для чего уже не будет. Тем
преодолено, и подлинное, былое вернется в своей самым перестанет и время как категория. «И ангел,
или даже еще более ясной подлинности. которого я видел стоящим на море и на земле,
Но будущее и прошедшее не только для каждого поднял руку свою к небу (небо, земля и море в
человека разные, а даже для меня это вот время
Библии - это целая сумма сотворенного, как в время полного осуществления всех возможностей,
псалме 145: «Сотворшаго небо и землю, и море, которые до сих пор никак не могли осуществиться,
и вся яже в них») и клялся Живущим во веки потому что время еще не подошло. Тезис о том,
веков, Который сотворил небо и все, что в нем, что время вечно и никогда не кончится, утверждает
землю и все, что на ней, и море и все, что в и уверяет нас, что всегда будет время для
нем, что времени уже больше не будет; но в те прекращения, наконец, неподлинной истории с ее
дни, когда ВОЗгласит седьмой ангел, когда он обманчивым временем и осуществления подлинной
вострубит, совершится тайна Божиях - i:'tEАЕcr8Т], истории с ее новым временем. догмат о вечности
т. е. доидет до конца, до ti:л.()~, уже ничего не времени есть такое обещание, данное нами самим
останется неосуществившегося, скрытого. себе.
Не нужно v думать, что здесь совершенно Полнота времен, век-зон (слово того же
исключительный, «апокалиптический» контекст, а происхождения, что наше «юный»), исполнение
.1 юд И живут на самом деле гораздо спокойнее. времени, когда время станет одновременно и
По-настоящему .1ЮДИ никогда не думают, что будни возвращением, и другим,- это старое название
будут тянуться без конца. Если' бы нам просто мира. «Мир сей» и «век сей» в Евангелии одно и
сказали, что день будет тянуться за днем и завтра то же. Апостол Павел в начале 1 Послания к
будет, как вчера, а мы безусловно увидели бы, Коринфянам говорит, как ничтожна мудрость
что именно так всегда будет тянуться, мы не земная, при родная в сравнении с мудростью,
поверили бы. Наша повседневная апокалиптика которую чудесным образом, сверхприродно, от лица
прячется в незаменимом размытом образе обсша к лицу сообщил людям сошедший на землю
ющего будущего. Мы верим, что будмшее будет Богочеловек: «Где мудрец'? где книжник? где
другое и новое. И когда люди убежденно говорят, совопросник века сего'? Не обратил ли Бог мудрость
что время вечно, что - скажем, поскольку материя мира сего в безумие?». И в католическом гимне,
вечна, а время форма существования материи, в секвенции Dies пае, «день гнева», говорится:
время никогда не прекратится, то имеется в виду
вовсе не то, что мы обречены на вечное повторение, Dies irae, dies Ша
так что смиритесь и ничего не ждите, вечно будет
Solvet saeclum in favilla,
зима, лето и вечно будущее будет преврашаться
Teste David сит SуЬШа.
в прошедшее. Смысл мировозэренческого догмата о
том, что время никогда не кончится, скорее как
раз ПРОТивоположный: светлое будущее неизбежно «день гнева, день тот разрешит (распустит,
осуществится, потому что никогда не будет так, расплетет) век в пламени, свидетели тому Давид
что кто-то нам скажет: «Времени больше не будет»: с Сивиллой». Век - это saeculum, век - мир,
этого никто никогда не скажет, и следовательно: век, как в русском,- человеческий век, в смысле
у нас всегда - вечно - есть, будет время для поколения, 33 и одна треть года, и в смысле
наших планов и их осуществления, а цель наших полного века, ста лет, и в смысле эпохи, и в
планов как раз в том, чтобы началось новое время, смысле «мира сего», и в смысле вселенной, всего
мира. Ниже в секвенции в значении человеческого именно тем, что безусловно, божественно хорош,
мира уже не saeculum, а mundus: так хорош, что Бог бросает своего единственно~
и любимого Сына,- Сын этот скажет, «Бог мои,
Liber scriptus proferetur, Бог мой, почему меня бросил» (Евангелие от
In quo totum continetur, Матфея 27, 46) ,- лишь бы мир спасся, спасся не
Unde mundus judicetur, в смысле кос-как еще остался после всех бед уж
увечным, да живым, а в смысле восстановился в
«будет вынесена перед всеми написанная книга, в ирежней и в еше большей, потому что уже
которой содержится всё и по которой будут судить спасенной и прошедшей через такие испытания,
мир». красоте. Т. е. чтобы весь «век» исполнился, как
В библейском употреблении мир-век, космос-зон полнее ему исполниться уже нельзя.
значит разные вещи. Прежде всего - прекрасное Вот мир в исконном библейском смысле, чудесное
творение Бога. «Мир (космос) через Него (Бога) и непостижимо совершенное, не просто совершенное,
начал быть». Как в начале Библии, в первых а еще и дорогое самому Богу, и не просто дорогое,
строках книги Бытия «<И сказал Бог: да будет а кровно дорогое так, что кровь собственного Сына
свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он Бог готов отдать - рискнуть собственным своим
хорош»); так же и в Евангелии. Тут ничего не Сыном,- чтобы только' мир не пошатнулся, был
изменилось: Бог сотворил мир, и значит, мир спасен, какой он есть драгоценный и любимый и
хорош. В Евангелии Бог даже не просто видит и совершенный. Такой мир, конечно, судить нельзя.
говорит себе, что мир хорош, он влюбляется в Бог посылает Сына вовсе не судить.
созданный им мир <Евангелие от Иоанна 3, 16-17): Такой мир, такой век только назван в начале
«Потому что так полюбил Бог мир, 'tOV кооцо«, Книги Бытия и Евангелия от Иоанна. О нем только
что отдал своего единственного Сына, чтобы всякий известно что он несомненно есть. Человек с ним
верующий в него не погиб, но имел жизнь веч в Библи~ разминулся. Едва мелькнув издали, целый
ную. Ведь Бог послал своего Сына в мир, EI:C; 'tOV мир раскололся на два. Возник мир сей, или век
кооцо« , не чтобы судить мир, но чтобы мир сей, злое царство князя мира сего, которое во зле
спасся через него». Еще бы. Мир создан таким, лежит «<весь мир лежит во зле», 1 Послание
что Бог говорит о нем, что он хорош, и любит Иоанна 5, 19). Мудрость мира сего обращена Богом
мир, свое создание; о том, чтобы судить такой в безумие здесь' всё оборотничество, всё наоборот
мир, не может быть речи. Другое дело, что миру (евы ~ОЗР~lДаете, а мир возрадуется», Евангелие от
грозит беда, как громадному прекрасному созданию Иоанна 16, 20>, потому что «бог века сего» (не
может грозить беда; у мира есть страшная добрый бог, а злой князь мира сего) «ослепил
опасность, что он пошатнется, затмится, не будет умы» (2 Послание к Коринфянам 4, 4), поэтому
именно тем, что он есть,- таким прекрасным, что «пустъ никто сам себя не обманывает, если кто
и сам Бог его любит,- перестанет быть совершен думает быть мудрым среди вас в веке сем, пусть
ным; а отпасть ему от совершенства хоть чуть, и станет безумным, чтобы стать мудрым» (1 Послание
он уже весь станет ни к чему, ведь он хорош к Коринфянам 3, 18) - «безумным» в сглажива-
ющем синодальном переводе, так что можно закономерно имею сначала одни мысли, после чего
вообразить безумца в интересном смысле эксцен приобретаю другие, а в более глубоком опыте я
трического чудака, но в греческом стоит ~1&p6~, стал новыи, себя прежнего не совсем узнаю,
~tmpi<x : элементарная плоская глупость. Лютеров признаю только поневоле, что то был тот же я,
ский перевод дает еiп Narr, «стань дураком», в но понять, как я мог быть тем, чем был,- не
одном из новых французских персводов - qu'il понимаю: переменился; отчего - не совсем отдаю
devienne fou, глупым, для мира совсем неинтерес себе отчета, но раньше и не думал, что смогу
ным, тягостно ТУПЫМ,- не бойся быть таким или так думать, так стать другим, хоть в этом себе,
казаться таким занудно-плоским для мира. который стал вдруг другим, не vзнаю чужого,
Раскол абсолютный. О «веке сем», «мире сем» узнаю себя настояшего, а прежний был себе чужой
не сказано доброго слова. «Не любите его», всё и раскаиваюсь, что отдавал себя чужому, и
прекрасное отошло к «веку иному», «будущему полностью перехожу уже в новое, «забывая старое,
веку», «дружба с миром есть вражда» (Послание простираюсь вперед», С тем собой старым не хочу
Иакова 4, 4). «Мир сей» надо оставить, чтобы иметь ничего обшего. Старое отрезано: покаяние,
иметь вечную жизнь в «будущем веке» (Евангелие перемена мысли. Через порог такого покаяния я
от Марка 10, 30). Вот он, прекрасный сотворенный только и могу, отряхнув прах мира сего, шагнуть
Богом мир; ради него, чтобы его спасти, т. е. - не в «мир иной», О «мире ином» В отличие
восстановить в полноте, пришел Христос,- и тут от «мира сего» Евангелие никогда не говорит; «мир
же оказывается, что шагнуть к нему нельзя, потому сей» без сожалений оставляется, чтобы выйти из
что перед человеком сразу встает не мир Божий, него в вот евангельское выражение - «век
а злой мир сей, который надо судить и больше грядущий». Из века сего в век грядущий.
того, он уже осужден, но он въелся в человека переступив через высокий порог «метанойи», как
и само тело человека невозвратимо погрязло в бы смерти себя прошлого и возрождения нового.
злом мире, самые глаза его и уши и сердца злы Это нам о чем-то напоминает. Аристотель,
и не дают доступа к Божьему миру, и надо определяя время как другое и новое, говорил:
покаяться, по-гречески ~И<х- vo€tv, переменить ум. «Когда у нас самих мысли не изменяются или мы
«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное: не замечаем изменения, нам не будет казаться,
<Евангелие от Матфея 3, 2); «если не покаетесь, что протекло время» (уже цитировалось) , и
все погибнетея <Евангелие от Луки 13, 3 и 5). приводит В пример людей, спяших летаргическим
M€'t<xvo€tV, покаяться, значит буквально и пер сном: когда они просыпаются, им не кажется, что
воначально «переменить свои мысли», как мы прошло очень много времени. Человек не спит
говорим: думал одно, а потом «передумал», только летаргическим сном, когда «мысли изменяются» и
не в значении «перерешил», «изменил тактику «мы замечаем изменения». Это - перевод, хороший
поведения», а в том смысле, что весь прежний перевод В. П. Карпова, однако у Аристотеля другое:
строй мысли вдруг и как бы сам собой распался, ~Е'tаВ<ХЛЛ(J)~€V 'тly ()нхуошу «мы изменяемся своей
и человек не понимает больше: как я мог быть мыслью» мы сами изменяемся, причем это
прежним? Перемена мысли - но не так, что я наше изменение от нас не ускользает, ~тl ла8m~tt:V
IlI:t(х'I·kх'ЛЛоvtl:~. Тогда для нас существует время Но я узнаю себя настоящего только в другом
как новое, другое. новом. Человек - другой по своему существу. Как
Времени как смены старого новым нет без нашего другой он осуществляется во времени и в отношении
изменения в мысли. Мста!)(хллt:lv ti]v (')ltXVmav у к другу, в котором как именно в другом он узнает
Аристотеля по существу то же слово, что себя.

евангельское IlI:t(X,VOHX,. В таком сближении нет ни В каком смысле мир - это век, aici)v , saeculum?
свангслизации Аристотеля, ни аристотелизации В том смысле, что эон - безусловная полнота
Евангелия. Мы и здесь речь идет в конце концов всего настоящего. И «век се и» тоже в
об одном простом начале: о времени. определенном смысле полнота, только, так сказать,
Время ткется из моментов «теперь». Само полнота еще не полного настоящего, которое не
«теперь», аристотелсвское t() v1iv, «ныне», «этот вот знает, что оно в своем существе другое. Выражение
момент» - не время. Русское «ныне» этимологи «век сей» стало, правда, неупотребительным, но
чески то же, что «новый». Новое, молодое, юное когда мы говорим «наше время», мы тоже
- существо вечности. Вечность и век, aio)v, эон подразумеваем современный мир, и тоже заблудший.
сама юность. Вечность присутствуст как Зон как полнота времен исчерпает мир, приведет
юнос-новос, Юное-новое - это настоящее, которое его весь и во всех отношениях к завершению.
само не время, но которое тем, что оно новое, История завязана с миром в один узел. История
делает другое прошлым. Юное-новое настоящее имеет дело с миром, она не в одном из своих
настает в нас самих, еще лучше было бы сказать планов, а по существу мировая. Историческое
нами самими, потому что мы ведь не событие - всегда событие мира. Не человеческого
констатируем из неподвижных себя: новое настало, только. Наука смотрит в далекие части Вселенной,
такой констатации, будь она возможна, все равно и те пространства принадлежат истории, потому
скоро пришел бы конец, а мы сами изменяется, что если не они сами, то по крайней мере их
и опять же, не просто отмечая перемену в себе смысл входит в историю, и история не может
- «вот, наши мысли изменились» - а так, что кончиться, пока далекие звезды остаются загадкой.
от нас не скрыто, что мы стали другие, и не Если человечеству придется уйти, когда построенные
запланировали себя другими, а, как уже сказано, наукой вопросы будут еще оставаться вопросами,
сами изменились, уже не понимая, отчего были случится не конец истории, а ее срыв. В историю
прежними, принимая себя, какими стали, за мир вовлечен так, что она завершится только в
настоящих, себя прошлых - за ненастоящих; так целом мире. Мы спрашиваем: почему так должно
что возврата ко мне прошлому уже нет, хотя в быть? Почему век, saeculum, полнота времен
главном возврат есть, потому что все настоящее в означает одновременно полноту мира, почему эон
том мне, прошлом, вошло в мое теперешнее это мир, почему история это история мира?
настоящее. Я новый так, что не другой самому Попробуем определить существо времени как
себе, а узнал в себе новом себя настоящего, хотя возвращение другого. Оно заключается в том, что
и прошлый был я, только не знал, не гадал, что другое (новое) каждый раз опять наступает, причем
узнаю себя в другом новом. так, что каждый раз мы не растерянно встаем
перед другим, а узнаем в нем то самое: новое, «Времени больше не будет», так сказано в
его небывалое, но безошибочно опознаваемое Апокалипсисе, когда уже не сможет наступить
явление. Новое, другое - пространство осуществ другое новое. Оно не сможет наступить, говорим
ления человека, который находит себя в настоящем. мы, когда будет явлено всё, ничто не будет
Настоящее время - это место, где только и может упущено. Но всё - не сумма вещей, а мир, то
иметь место- присутствие как существо человека. В самое другое. «Времени больше не будет» - это
присутствии человека время присутствует как относится к новому оону. Только он, возвращаю
возвращение другого, т. е. в своем существе. щееся небывало новое, выходит из времени. В
Поэтому мир, который мы знаем в чистом опыте полноте истории времени больше не будет не так,
присутствия, может иметь место только во времени. что при желании считать часы для этого не
Согласная тишина мира - не выход из времени найдется чисел, а так, что перемена к другому,
в стоячую вечность, а наоборот, вхождение в полное сбывающееся существо времени, не потребует
существо времени. Полнота времен наступит не больше ожидания, другое будет настоящим.
через столько-то лет. От любого прибавления лет Такое «времени больше не будет» как полнота
время не станет полнее, два миллиарда лет не истории - противоположность безвременью. Без
более полное время, чем один. Время исполнится временье - это когда идет счет часов, дней, лет
не когда-то, а в своем существе, в возвращающемся и тысячелетий, но время никак не осуществится
присутствии другого, небывало нового, не в смысле в совсем существе небывало нового, со временем
«еще одного», а в смысле перемены. Время есть возвращается не то самое, а то же самое.
перемена, но такая, что в сменившемся мы узнаем Присутствие как другое тому же самому упускается,
то самое. Наступление того самого в смене, мир не сбывается. Счет времени при безвременьи
перемена, возвращающая то самое,- существо не только не останавливается - наоборот, в него
времени, вечность не в воображенном смысле переходит будто бы все существо времени, во
длящегося постоянства, рая, который хуже ада, а времени и от времени не остается ничего, кроме
вечность - оон: юное как сама новь. его счета: кварталами, годами, пятилетками,
Существо времени - вечно юное - не когда-то юбилеями. И как время, утратившее свое существо,
и не где-то, а во всяком настоящем теперь, как нарастает, так вещи мира с ускользанием мира
вернувшаяся небывалость другого. Существом вре множатся, тесня нашу свободу и вместе со свободой
мени как наступления другого (существо времени лишая нас возможности привязаться к ним, вместо
само не время) откладывается время, так, что захваченности ими оставляя нас считать их. Мы
существо времени всегда оказывается раньше считаем их числом, одно, два, три дерева, тысяча,
времени. Оно то настоящее, которое наступает две, три, четыре тысячи человек, или чем придется:
всегда прежде времени, всегда не во времени и считаем дерево пиломатериалом, человека
не за время, а внезапно, и всегда не вовремя, не рабочей силой. Потому что вещи без мира уже
ко времени, хотя время начинает разматываться не отпускают нас в согласную тишину, значит не
от него, от вневременного существа времени, от могут и привязать нас к себе, а мы не можем
преждевременной нови. отпустить их и не можем допустить им быть тем,
что они есть. Только в свободном согласии мира
мы принимаем вещи, не считая их ничем.
5
Здесь нужно сделать замечание о языке. Что
слово говорит то, что оно говорит, и его надо
Мы говорим: «присутствие», существо человека,
отпустить так, чтобы оно говорило само - это
в единстве~ном числе. Мы можем рассчитывать,
похоже, в нашей власти; больше того, TaKa~ пряма~
речь наш долг, если мы хотим, чтобы слово хранило
что нас поимут: человек - каждый - единствен
ный, и общество людей складывается по другому
правду. Что эон, полнота времени, значит мир
закону, чем общество животных: у животных -
(есыны века сего» в Евангелии - то же, что
потому что они одинаковые, морские котики с
«сыны мира сего») , не учреждено каким-то советом
Myдpe~OB так, что мы вот теперь можем извлекать
морскими котиками, у людей - потому что они
из слова то, что в него было кем-то когда-то

разные. Общества, основанные на одинаковости,
заложено. Слово говорит само без того, чтобы в скажем, всех сапожников, будут временными или
частичными, прочное и постоянное общество - это
него вкладывали механизм. Можно спросить: почему
оно говорит так много? Может быть, мы просто общество разных людей, разных во всем, когда их
приписываем ему, что хотим? Но ведь вот же не объединяет именно это, что каждый непохожий,
Когда объединяет интерес,- например, строитель
приписываем: эон, saeculum действительно означало
также и мир. Слово языка говорит и говорило ство Вавилонской башни, оно объединило людей
так тесно, как никогда раньше,- то в таком
раньше, чем мы нашлись его расслышать. Поэтому
объединении всегда есть обреченность: именно
мысль и находит себя в слове. Вернее, она всегда
может найтись в слове. Размах слова всегда прочность объединения по интересу, по общему
оказывает~я достаточен для мысли. Это не потому,
делу склонна превращаться в небывалый раскол,
так что в Вавилоне люди стали говорить на разных
что некии сверхразум спустил нам язык сверху,
загрузив его первоначально софией или информа
языках. Раньше такого тоже не было. «На всей
циеи, а потому, что слова говорят и до того, как
земле был один общий язык и одно наречие. И
когда народы двинулись с востока, они нашли
условиться о них. Мы обычно этого почти не
равнину в земле Сеннаар и поселились там. и
замечаем, но если бы слова не говорили сами,
они ведь ничего не говорили бы нам. Конечно, сказали друг другу: наделаем кирпичей, и обожжем
их огнем (потому что они пользовались кирпичами
чтобы допустить себя· до отпускания слов, надо
вместо камней, и земляной смолой вместо известки).
заранее дать слову говорить и без нас, т. е.
слышать его. Но что родной язык сложился в И еще они сказали: давайте построим себе город
прямой речи и слова имеют смысл до того, как и башню, чтобы ее конек касался неба; и сделаем
свое имя славным, прежде чем нам рассеяться по
мы имеем его в виду - это тема, требующая
особого разбора. Ее размах такой, что мы здесь лицу всей земли. И вот, Господь сошел посмотреть
можем только поход я задеть ее.
город и башню, которую строили сыны Адама. и
Он о них сказал: Вот, один народ, и у них один
общий язык; они начали работу, и они не оставят
свой замысел, пока не исполнят его. Так спустимся
104 13. В. Бибихин. мир
ЧТО мы говорим: «земля и небо», неразлучная

же и смешаем их язык так, чтобы они уже не пара,- тогда, когда небо остается им самим,
понимали друг друга. И так Господь рассеял их безусловно другим земле, далеким: когда оно такое
с того места, и они перестали строить свой город. бесконечно далекое, оно близко в своей дали; когда
Поэтому город был назван Вавилон,- потому что оно близко так, что конек башни касается его и
там был смешан язык всех людей; и Бог рассеял на него можно выйти, оно теряет свою даль, теряет
их оттуда по' всей земле» (Бытие 11, 1-9>. себя, оно уже не небо. Пока земля - это все-таки
Здесь сказано в стихе 6: «Они не оставят свой земля, у нее есть небо, без которого и земля не
замысел, пока не исполнят его». В самом деле, земля; когда земля сливается с небом, это значит,
неясно, что может остановить человека, когда он что небо на самом деле становится вдруг таким
что-то задумал и твердо решил выполнить свой далеким, каким раньше оно никогда не было:
план. В данном случае был план построить такую таким, что его для человека нет. Нет неба для
высокую башню, чтобы ее крыша касалась неба и человека - нет для него и земли, есть только
чтобы человек мог, ступенями поднимаясь по ее земля, смешавшаяся с небом, не земля и не небо.
этажам, взойти на небеса. О том, какую роль в От такого смешения Бог хотел оградить.
строительстве Вавилонской башни сыграл Бог, Но люди «не оставят свой замысел, пока не
можно долго говорить. Он, по мнению некоторых, исполнят его». Перемена замысла, перемена мысли
позавидовал людям, чтобы они не смогли добраться - это навязать человеку нельзя. Бог сделал другое.
до Него на небо. По мнению других, ОН хотел Человек хотел смешать небо с землей, а Бог
уберечь людей от беды. В самом деле, небо «смешал их язык». Легко сказать, смешал язык.
необходимо для земли; вавилонскую башню решили, Мы в растерянности. Что значит смешал язык?
невзирая на громадные трудности и затраты, Это ведь не может означать, что один стал говорить
построить до самого неба не случайно: башня на шумерском, а другой на хеттском. Найти
заслонила все другие, жизненные и повседневные персводчика было бы минутное дело. Иноязычные,
интересы людей и заставила их посвятить все силы иностранцы совсем не помеха для сотрудничества,
одному великому делу именно потому, что небо скорее даже приглашение. Бог смешал языки, скорее
привлекает людей земли больше всего, небо предел всего, в том смысле, в каком мы иногда
и цель. Но было упущено, что целью может быть констатируем, разрывая отношения с говорящим на
только небо как таковое, небо в отличие от земли, том же языке, что и мы, с соотечественником, с
небо как безусловно другое земли, небо, далекое родственником: мы с вами говорим на разных
«как небо от земли»; что небо, до которого языках.
поднялась бы земля в образе башни из кирпичей Снова слышен сердитый упрек: не дело заду
и какого-то особо прочного, прочнее извести, мываться над каждым местом Библии, над
битумного раствора, перестало бы быть другим разговорной фразой. Все-таки у общества, даже у
земле, перестало бы быть небом, стало бы не тем философского общества, есть цели; надо участвовать
самым, а тем же самым. люди бы отняли у себя в общем труде, решать коллективные задачи. Не
небо. Они хотели приблизить себя к небу, небо к слышать таких возражений, даже если бы их никто
себе, но небо всего ближе земле - так близко,
и не произносил вслух, невозможно, потому что то вовсе не для того, чтобы сделать отсюда вывод:
все вокруг нас - сплошная строительная площадка, стало быть, надо перейти на общий язык, тогда
в прямом и В переносном смысле, когда даже сам всё будет хорошо. Мы констатируем, наоборот, что
человек преврашается в кирпичик великого строи общего языка в принципе нет. Нам вообще уже
тельства. Кругом идет новое строительство вави нечего говорить. Слова не помогут. Когда люди в
лонской башни. Многие уже добрались до высокого споре доходят до крика и, положим, постоянно
ее этажа, когда недалеко и до конька, лишь бы сбиваются и едва улавливают мысль друг друга,
не помешали. - Но мы ведь как раз и говорим то это еще не смешение языков. Смешение, когда
здесь о том единственном, что может помешать соотечественник, у которого тот же родной язык,
человеку, возводящему вавилонскую башню: хотим что у меня, не поймет меня, что бы я ни говорил
разобраться, что ему, кого никакая сила на небе на самом правильном языке. Или еще хуже: когда
и земле не может остановить, - человека ничто я не понимаю сам себя.
не может остановить, - способно помешать. Здесь нужно сделать отступление об историко
Мешает, мы сказали, вовсе не разноязычие, философской традиции, на которую мы можем
оно не помеха дружбе, чаще даже наоборот, а то, оглянуться в нашей теме. Мы начали этот так
на что мы наталкиваемся, когда с горечью называемый факультативный курс с парадокса мира.
признаем: мы говорим на разных языках. «Я вам Вот он, вроде бы, мир, но на самом деле он
простым русским языком говорю, а вы не невидим и неуловим. Об этом можно и нужно
понимаете». Или еще: мы берем философскую книгу читать прежде всего «Физику» Аристотеля (кн. III,
и понимаем каждое слово, каждую фразу, каждую гл. 4-8). На нескольких страницах здесь сказаны
главу, всю книгу в целом, но впадаем в недоумение, вещи, которых более поздним хватает уже на целые
потому что путаницы после этой книги в нас стало книги. Мы неприметно входим в самую суть дела,
не меньше, а больше, чем было. И разве кто-то а именно: нельзя назвать любую данность,
защищен от этого отказа слова, от невозможности например, ту данность, которую мы охватываем,
сказать то, что нужно сказать? Ганс Георг Гадамер оглядываясь по сторонам,- частью бесконечности
передает в своей философской автобиографии мира как таковой, т. е. как бесконечности: любая
(Philosophische Lehrjahre, Fгапkfurt а. М.: Кlоstеrmапп, часть бесконечности - тоже бесконечность. А если
1977, S. 219): «Вспоминаю, как Хайдеггер однажды говорить, что мы часть тела, пространства вселен
в хижине (имеется в виду одноэтажный дом ной, то мы обязываем вселенную быть телом, тогда
размером 6 на 7 метров в Тодтнауберге, в лесах как бесконечное тело невозможно. Бесконечное как
Шварцвальда, где Хайдеггер часто писал. - В. Б.), всеохватывающее целое от этого вовсе не снимается
в годы войны, начал читать одну статью о Ницше, у Аристотеля с повестки дня. Уже потому, что
над которой работал. Он вдруг прервал свое чтение, мы его обсуждаем, оно каким-то образом имеет
ударил по столу так, что зазвенели чашки, и место, только не таким образом, как мы
крикнул в тревоге и отчаянии: "Это же всё воображаем,- не в том смысле, что продли очень
китайщина", "Das ist ja alles chinesisch! "», Когда далеко то, что видишь вокруг, и получишь
мы констатируем: «Мы говорим на разных языках», бесконечность. Бесконечное целое существует в этом
108 Н. Н. Бибихин, мир В. Н. Бибихин. мир 109
вот телесном и пространствснном видимом веществе будет воспринимать чувствами. Главная помеха при
как голос, как звук, как mmt,- он невидим, но чтении старых авторов, как Аристотеля,- недоу
он есть,- и тут нельзя не вспомнить Августина, мение от того, почему они, блестящие и глубокие,
его сближение существа времени с длительностью не в центре нашего нынешнего внимания, ведь
песни (я знаю время так, как знаю длительность они говорят самое существеннос о мире, о
слогов спстой мною и еще не спетой мною частей вселенной. В который раз закрадывается подозрение:
песни) и Хайдеггера с его определением настроения, может быть, вопросы эти как-то тем временем уже
способа человеческого присутствия в мире, как были решены'? Нет, они просто отставлены, и в
мелодии, тона. отношении вселенной, мира мы, на высоте
После «Физики», прежде всего ее 111 книги и современной научной философии и философского
блестящего конца, где опять развертывается пара науковсдения, опять пользуемся обыденными поня
докс мира, а именно то, что начало мира, тиями бесконечности, движения, теми самыми,
непрестанно движущеrocя в пространстве и времени, которые Аристотель решил разобрать, уверены, что
есть покой.: надо читать по нашей теме если не они вполне «работают», и сердимся, когда к нам
всего Аристотеля, то трактат «О небе». Впереводе пристают: «Нет, но всё-таки, что же такое
А. В. Лебедева мы встретимся с непривычно четким, бесконечность?».
даже нарочито отчетливым Аристотелем, и нас, далее. у Боэция Дакийского (XIII в.) в
может быть, шокируют термины «инаковенис», в небольшой работе «О вечности мира» (De eternitate
смысле изменения, «габитус», «подобночастноех и muпdi) парадоксы мира изложены с исчерпывающей
другие. Эта особенность перевода происходит в подробностью в свете библейского понимания
немалой мере оттого, что переводчик. с негодова конечности творения.
нием отвергая туманные условности «плавающих», От Боэция Дакийского - это будет, конечно,
нсувсренных переложений, где трещины в понима очень выборочное чтение, но, может быть, важнее
нии Аристотеля замазаны русской всезаменяющей прочесть, по правилу схоластики, Школы, много
словесностью, намеренно делал своего автора раз мало текстов, ЧСМ один раз МНОГО,- к Николаю
предельно точным, хотя, возможно, сама эта Кузанскому, где по указателю в конце двухтомника
подчеркнутая техничность вредит Аристотелю, ока 1979-1980 гг. (издательство «Мысль») под рубрикой
зывает ему плохую услугу, настраивая на «меха «Унивсрсум» можно найти, что говорится о мире
нический» способ его прочтения, тогда как не ради как невидимом щаре, абсолютно ровном и от этой
вольности и вольготности Аристотель говорил, что своей гладкости таком, что невозможно сказать,
точность хороша на рынке, а в философии она покоится ли он или вращается с бесконечной
сродни mikrologia, «крохоборству»; в самом деле, скоростью.
строгость мысли важнее, чем точность. В трактате Потом, конечно, «Критика чистого разума»
«О небе» подробнее. чем в «Физике», доказывается, Канта, антиномии чистого разума и система
почему бесконечное тело не может существовать, «космологических идей», из которых высшая,
в том числе и доводом от противного: пусть оно, нсвидимая, в свете которой выступают остальные,
бесконечное тело, существует; его тогда нельзя соответствует миру в его бесконечной неприступности.
оперировать унаследованным ею миром и картиной

Краткий очерк истории понятия «мир» есть у мира, но осмыслить единство, единицу, ~смысли:ь
Хайдеггера в работе, подготовленной им для мир не может. К сожалению, с настоящеи наукои,
сборника в честь семидесятилетия Гуссерля, «О не с ее популяризациями, мы имеем дело гораздо
существе основания» «<Vom Wesen des Gruпdеs» в реже, чем с настоящим искусством. Мы видим,
сборнике Wеgmагkеп, «Дорожные знаки», и в 9-м хотя и редко, хороших актеров, и замечаем
томе Полною собрания сочинений, 1976 г.), пропасть между хорошим актером и плохим. В
В обязательное чтение о мире должен войти отличие от актеров, настоящие ученые почти
«Логико-философский трактат» Витгенштейна. Па никогда не выступают перед публикой, от их имени
радоксы мира начинаются здесь с первой позиции: говорит научная публицистика, перенявшая от
«Мир есть все то, что имеет место». Позиция науки только право не понимать тех начал,
5.4711: «Дать сущность предложения значит дать которыми она оперирует, но не перенявшая
сущность всех описаний, следовательно, дать обязанность выверять свои высказывания или
сущность мира». Позиция 5.61 содержит инверсию выставлять их для проверки. К счастью, ученые
первого тезиса: в мире существует то, что в нем
все-таки иногда умеют говорить о себе, и в качестве
существует. Позиция 5.63: «Я есть мой мир». чтения по так называемой научной картине мира
Последняя фраза «Трактата»: «О чем невозможно можно было бы предложить книгу Вернера
говорить, о том следует молчать», тоже должна
Гейзенберга «Часть и целое» 0989, издательство
пониматься в свете того, что сказано непосредст
«Наука»),- автобиографию, жизненный роман, где
венно выше: «Мои предложения поясняются тем мы из первых рук узнаем, что такое природа, с
фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов которой имеет дело ученый, и как плавно границы
уясняет их бессмысленность, если он поднялся с этой природы переходят в то, что мы назвали бы
их помощью - на них - выше их... Он должен уже не научным, а гуманитарным.
преодолеть эти предложения, лишь тогда он
Мы отказались от исторического обзора понятия
правильно увидит мир». Надо только не упускать мир в пользу разбора отношения между существом
из виду, что тезисы Витгенштейна есть именно то, человека, присутствием в его основномv тоне,
что они есть: вопросы. Метод Витгенштейна настроении, и миром как целым. Русскии язык
научный. Когда мы имеем дело с наукой, надо занимает то исключительное положение, что
помнить, что все ее утверждения имеют форму вынуждает задуматься об этом отношении благодаря
«если - то», поэтому наука не может в принципе
смысловому размаху слова «мир». Мы пытаемся
сказать, что такое мир, не узнав у нас сначала,
осмыслить этот размах, до сих пор редко
что мы понимаем под миром: «Если вы понимаете останавливавший на себе внимание пишущих.
мир таким-то образом, отсюда следуют такие-то Сергей Георгиевич Бочаров в статье «"Мир" в
выводы». «Научная картина мира» поэтому "Войне и мире"» (в сборнике «О художественных
contradictio in adiecto; понимание мира, как и мирах», 1985, издательство «Советская Россию»
понимание любого простого начала, например, замечает, что Толстой в заглавии своего романа
единства, должно быть сначала заложено в науку, имеет в виду ми!' - как это ни странно - в
чтобы наука смогла его применить. Наука может
112 В. В. Бu6uхuн. мир В. В. Бибихин. мир 113
обоих значениях слова. «Это соединение значений подобные понятия из-за их туманности. Мы говорим
"еiгёпё" и "космос" в смысловой емкости одного о другом: о том, что наше слово «мир», независимо
слова - уникальное свойство русского (шире - от того, действует или не действует в нем
славянского) "мира", не имеющее аналогий в мифологическая традиция, заставляет и помогает
западноевропейских языках. Лучше всего выявляется думать о связи, которая имеет место сама по себе:
эта полнота значений слова "мир" в понятии о связи между единым целым мира и опытом
крестьянского мира сельской общины: это согласия, настроением мира. Связь в том, что мир
одновременно "все люди", малая вселенная, и как целое - не только по Канту в «Критике
мирное, согласное сообщество людей - сообщество чистого разума» и Хайдеггеру в «Бытии и времени»
и согласие» (с. 232). Бочаров ссылается на статью - есть трансценденция и открывается тоже только
Владимира Николаевича Топорова «О семиотическом опыту трансценденции, который не просто открыт
аспекте митраической мифологии (т. е. мифа человеческому существу, а человеческое сушество
индо-иранского Митры, посредника между богам~ и есть опыт трансценденции, если верно, что оно
и людьми. - В. Б.) в связи с реконструкциеи может быть названо присутствием не чего-то
некоторых древних представлений» (в кн. Semiotyka определенного, а как таковым. Чистое присутствие
i struktura textu, Warszawa, 1973, S.370), где как согласие со всем не «причастноя мировой
Топоров пишет: «Славянская (в частности, русская) целости, а само и есть мир в его трансценденции.
традиция уникальным образом сохраняет трансфор Мы пытались назвать этот опыт сначала сами,
мированный образ индо-иранского Митры в виде потом услышали поэта, который говорит о нем. И
представлении о космической целостности, проти мы отказались впредь от нарочного размежевания
вопоставленной хаотической дезинтеграции, о еди в мире суммы вещей, с одной стороны, и покоя,
нице социальной организации, возникшей изнутри с другой: мир - это согласие, в котором только
в силу договора и противопоставленной внешним и открывается целое. Всего нужнее из литературы
и недобровольным объединениям (типа государства), о трансцендснции мира, помимо вышеназванной
наконец, о том состоянии мира (дружбы), которое работы Хайдеггера, его «Начало произведения
ДО.1ЖНО объединять разные коллективы людей в искусства», «Время картины мира», «О существе
силу Завета, положенного между людьми и их основания», толкования Гельдерлина (они занимают
верховным патроном». в Полном собрании сочинений 4 тома) и вся вторая
Мы ничего не говорим о традиции, мифологи центральная часть сборника «Выступления и
ческом образе и подобном, для этого - если мы статьи» «<Vortrage und Auf~atze»): «Что называется
не хотим впасть в ту ошибку, чтобы считать мышлением», «Строить обитать мыслить», «Вешь»
традицию и мифологический образ самодеятельными и «... Поэтически обитает чсловск», где дело идет
существами,- следовало бы сначала прояснить, что о мире как четверице земли и неба, смертных и
такое традиция и что такое мифологический образ, божеств. В отношении Хайдеггера похоже на то,
с риском оказаться вынужденными в интересах что лучше совсем в него не заглядывать, чем
строгости выпустить из рук и понятие традиции, прочесть немного, как, впрочем, и вообще нужно
и понятие мифологического образа, и многие прочесть не меньше ста или двухсот страниц любого
5 'Заказ N" 392
философа, прежде чем мы начнем понимать его себе целая, тогда развертывается во времени. Что
особенный язык. это за песня? Раннехристианский гимн? Или жизнь
Прошлый раз мы говорили о времени и вечности, человека? Или та хвала Богу, какою оказывается
которая не сумма времен так же, как мир не «весь век», totum saeculum, история мира? Как у
сумма вещей. Вечность не только относится к Аристотеля, у Августина мы знаем время по
времеНИ,как мир к вещам, но вечность и есть изменению v души: время есть душа изменяющаяся,
мир, эон, saeculum. Называя век миром, мир веком, вне которои никакого измерения времени нет. Это
язык опять указывает на то, что есть само по не психологизм. Песня, о которой говорит Авгу
себе. Существо времени, перемена, при которой СТИН,- ПО сути то же, что мелодия (тон)
мы узнаем наступающее другое как то самое и присутствия, как определяет настроение Хайдеггер
которую мы знаем в опыте мета-нойи, перемены в своей фундаментальной онтологии.
мысли,- то же самое, что существо нашего Единство века и мира, намеки на которое
присутствия, открытости, не просто причастной встречаются повсюду, редко тематизируются. Первое
миру, а дающей миру сбыться. Что век и мир, чтение по этой теме - «Время И бытие» и уже
на обыденный взгляд разные, окажутся не другими названные выше работы Хайдеггера. Она намечена
друг другу, этого следовало ожидать: все начала у Витгенштейна, например, в позиции 6.44
породнены, они одного «рода». То самое другое, «Логико-философского трактата»: «созерцание мира
которое светит во времени,- это событие, дающее sub specie аеtегпi, в свете вечного, есть его
нам осуществиться в нашем существе; а во всяком созерцание как ограниченного целого». Чем огра
событии светит, по загадочному слову Михаила ниченного? Об этом говорила одна из записок,
Михайловича Бахтина, событие мира. присланных в прошлый раз: «Зон кончается до
На тему времени не рекомендуемое, а обяза меня? после меня? Или вместе со мной?» Человек
тельное чтение,- тем более что оно не займет занимает привилегированное положение в смысле
много времени, хотя зато должно быть очень возможн~сти понять полноту времен, потому что
внимательным,- это пять последних глав (главы смертныи постоянно и, собственно, в первую
10-14) IV книги аристотелевской «Физики» и XI очередь, прежде всего имеет дело со своей
книга «Исповеди» Августина, два совсем разных смертностью, которая не обрыв, а предел или во
перевода которой «<Богословские труды», сб. 19, всяком случае обещание предела, т. е. ПОлноты.
М., 1978; имеется переиздание, и «Творения После того, как мы не то что окончательно
блаженного Августина, епископа Иппонийского», прояснили отношение между опытом мира как
Киев, 1914, часть 1, есть западное фототипическое согласия и миром, с которым, нам кажется, мы
переиздание 1974 г.) вместе позволяют догадываться повседневно имеем дело, когда говорим «целый
о свойствах оригинала, хотя даже вместе не могут мир», но по крайней мере снова стали думать об
его заменить. Августин говорит, что мы можем Этом отношении, отказавшись
отныне подчиняться
помочь себе думать о времени, если будем исходить расколу, расколовшему мир на две половинки,
из полноты целого,- например, песни, которую я порознь не несущие и половины смысла нашего
берусь спеть от начала до конца. Она, сама по слова «мир» (похоже, смысл слова вообще не такая
В. В. Бибихин. мир ·117
вещь, которую можно делить на «комповенты») ,
Это понимание что мир как вселенная
мы должны пойти навстречу возражению, как будто вовлечен в человеческий мир настолько, что «целая
бы уже готовому. Оно вот какое: вы элементарно
вселенная: оказывается лишь эпизодом, на правах
жонглируете, подменяете мир в смысле универсума
предмета науки входящим в историю человеческого
миром в смысле человеческого мира и наоборот. мира,- заслуживает более внимательного разбора.
Само по себе такое возражение не заслуживало А мы, собственно, уже начали этот разбор,
бы ответа,' в нем нет даже понимания пути, вспомнив о Вавилонской башне. Строители пере
которым мы идем. Но, с другой стороны, стали пони мать друг друга, потому что заговорили
возражения удобны тем, что дают повод для на разных языках. «Мы С вами говорим на разных
удовольствия опровержения. Опровергать, конечно, языках» - такое по-настоящему случается только
мы не собираемся всё, что можно опровергнуть, тогда, когда мы говорим на одном языке и никакого
это не наше дело; хотя всегда хорошо, идя своим
другого языка, на котором мы снова начали бы
путем, попутно опрокидывать мнения, мешающие
пони мать друг друга, в принципе уже нет. Бывает
пройти. ли такое? Не только бывает, но невозможность
Сейчас мы имеем дело с мнением, будто мы договориться с людьми, невоэможность обществен
подменяем, причем систематически, понятия, назы
ного договора - это наш основной опыт в обществе,
вая миром то вселенную, то человеческое сообще камень, на котором построено государство. Мы
ство. И здесь прежде всего напрашивается то, о знаем, что договориться с человеком, уговорить
чем вскользь мы уже говорили: человеческий мир человека невозможно. Похоже, само уговаривание
в своей истории неизбежно имеет дело со всем, вызывает упрямство, которого до уговаривания как
человеческое знание и поведение проникают во все' будто бы не было. Человек в лучшем случае
не для попутного развлечения и не чтобы скоротать «уступит» нам; такой уступкой предполагается
долгое время человеческой истории, которая якобы будущее или тайное возвращение на свои позиции.
идет где-то сама собой помимо человеческого Мы говорим, что общество устраивается, постро
знания, а знание вовлечено в историю, история не
ено. Прочная постройка возводится из камня.
может кончиться, она может только оборваться, Девкалион и Пирра после потопа восстановили
если вопросы знания будут отставлены в сторону человеческий род тем, что бросали на горе, куда
или смазаны. Всё, что охвачено знанием, а пристал их корабль, камни за спину, и камни
человеческим знанием охвачено всё, тем самым превращались в людей. Люди - камни, из которых
уже втянуто в человеческий мир, который не построено общество. Камень - древняя аллегория
отделен, 'скажем, от астрономии, и вселенная закона и в том смысле, что сам камень, сплошное
астрономии только насильственно может быть жесткое плотное неуступчивое, это и есть закон,
вырвана из человеческого мира. Привязать астро и в том смысле, что закон пишется на камне
номию к хозяйственным надобностям никогда не сердца, как скрижали Моисея. Поэтому иллюзия
удастся. История может быть, конечно, окончена законодателей, что люди только сейчас ожесточены,
директивным путем, но тогда ее концом как раз а благие законы сделают' их пластичными,
и будет не она сама, а директива. подрывает сама себя: без камня нет закона, человек
не может утратить своей каменности. дочь русского их пугает. Люди пугаются своей каменности и
поэта символиста Вячеслава Ивановича Иванова, спешат изменить ей. Поскольку они при этом не
изменяют ее, ничего в сущности не меняется,
которую сверстники в школе донимали за нескры
тую религиозность каверзными вопросами, один из
прочны только каменные постройки. Строители
них задала отцу: может ли Бог создать такой Вавилонской башни сумели совершить такой прорыв
камень, что сам будет не в силах поднять? Может к небу, так продвинулись в своем начинании
или не может - в обоих случаях оказывается не потому, что сменили камень на удобный кирпич.
всесильным. Ответ: Бог уже создал такой камень; «И сказали друг другу: наделаем кирпичей, и
этот камень человек. Каменные скрижали закона обожжем их огнем (потому что они пользовались
не пластичны, их можно только сломать. Верят, кирпичами вместо камней)». Удобный для строи
тельства кирпич так устроен, что прилегает к
что человека можно уговорить; на самом деле всего
другому кирпичу; кирпич с самого начала сделан
чаще оказывается, что его не уговорили, а, что
называется отвратительным словом, уломали.
готовым к такой укладке. Из кирпичей можно
Неправильно думать, что человек, которого было надеяться сложить постройку до неба.
невозможно уговорить, «просто упрямится». Он Смешение языков при возведении Вавилонской
«просто упрямился» бы, если бы мог наводить свою башни было возвращением от покладистости кир
каменность на себя и избавляться от нее. Но пичиков к неприступности камня, к правде
каменность в человеке - каменность и для него человеческого существа.
самого. В «Опавших листьях», Короб 1, у Розанова Все ли постройки в человеческой истории стоят
есть запись от 7 декабря 1912 Г.: «Иногда чувствую на договоре'? Чем торжественнее коллективное
что-то чудовищное в себе. И это чудовищное - соглашение, чем окончательнее план, чем много
моя задумчивость. Тогда в КРУГ ее очерченности словнее взаимные обещания, которые дают друг
ничто не входит. Я каменный. А камень другу люди, сознательно решающиеся никогда не
чудовище. Ибо нужно любить и пламенеть... В отступать от начатого предприятия, тем глуше
задумчивости я ничего не мог делать. И, с другой молчание человеческого камня, и кажется, что его
стороны, все МОГ делать (егрех»). Потом грустил: можно заговорить, если говорить достаточно много.
но уже было поздно». Розанов пугается, едва Заговариванием бездны, заговариванием особенного
прикоснувшись к своей каменности, одергивает себя: камня, который лежит на дне человеческого
«А надо любить и пламенеть». Потом вглядывается существа, образует это дно, делает его неприступ
в нее, и запись кончается загадочным: «Она ным, мы занимаемся чаще, чем думаем. На камне,
(каменная задумчивость - В. В.) съела меня и однако, построена и сама наша речь, которая не
всё вокруг меня». Каменная неприступность не дает создана никем другим, кроме как человеком, но
условиться с собой, она безусловна. законы которой неприступны для человеческого

Люди все-таки уславливаются. Как? Изменяя вмешательства. Поэтому наш язык часто говорит
свою каменность, справляясь с ней - или наоборот не то, что мы рассчитывали в него вложить.
изменяя ей'? Каменность не изменишь. Люди e~ Не все построено на договоре, на условном

не изменяют, они изменяют ей, потому что она согласии. Как и язык, на камне, неустроенной
бездне человеческого существа, стоят самые прочные
связи общества, человеческого мира независимо от абстрактных формах проекта. Общение по поводу
того, что предпринимает это общество и как оно отсутствующей и ожидаемой в будущем общности
себя понимает. Человеческие связи, будь то осуществляется неподорванно в виде всеобщего
налаженные, будь то извращенные и оборванные, интенсивного возмущения непорядком, дефицитом,
но своим отсутствием еще больнее задевающие расточительством. Нет лишь такого общества, каким
человека, чем своим искажением,- это наша среда, его хотят видеть проектировщики,НО словесное и
как и язык, существующая до государства, под бессловесное общение на почве ожиданий, потерян
государством и после государства. Человек настолько ности, разочарования,- главным образом разоча
теряет себя без другого, что его вне отношения к рования отсутствием у нас желательного общества,
другому, в отвлечении от него невозможно увидеть. занимает такое место в жизни каждого, какое в
Отсюда происходит то, что называют преобладанием «обустроенном» обществе имеют конструктивные
общества над одиночкой. Следовала бы, однако, формы сотрудничества. Отсутствует или ослаблено
сначала разобрать, создается ли общество накопле лишь общество как продукт общественного договора,
нием определенного множества индивидов или потому что договориться не удается. Существенное
одиночка с самого начала несет в себе другого, общение, однако, происходит до всякого обществен
заранее его предполагает, от него узнает себя. ного договора. Договориться могут только догова
Когда человек уходит от людей, как монах в ривающиеся, и общественный договор, забота о нем
пустыню или интеллигент во внутреннюю эмигра или ожидание его предполагают общественное
цию в вольном или невольном подражании существо, исподволь уже сложившееся в состояв
пустыннику, это делается не ради прерывания шемся или несостоявшемся отношении к другому.
отношений с другими, а ради сохранения их Человек связан с другим до договора. Договор

чистоты, когда подчеркнутое воздержание от них, предполагает зависимость от другого, хотя он может
как кажется, лучше способно сберечь их должный иметь тайной или явной целью освобождение от
смысл, чем исказившееся общение. Когда говорят, такой зависимости, вовсе не обязательно хранит
что у нас в России нет общества или что общество ее, скорее восстает против нее. Общество может
слишком слабо в сравнении с задавившим его отгородиться от других. Хранить общество - значит
государством, за этим стоит не то, что человек ли это соблюдать превыше всего условия договора,
у нас перестал быть «общественным сущест выполнять принятые решения? Безусловно, общество
вом», ~<!>ov 7tолtttКоV, а то, что предполагающиеся хранится и выполнением принятых решений, хотя
таким существом связи дают о себе знать не бы ради дисциплины самоотчетности. Но общество
столько в отношениях между людьми, сколько в держится прочнее всего не принятием решений и
отрешенных образах религии, идеологии, надчело не их исполнением. Общество скрепляется не
веческого авторитета. Через сами эти жалобы на договором, тем более что решения могут оказаться
недоразвитость у нас общества - или, в других неправильными. Устои общества прочнее, чем
вариантах, правового государства,- то же самое, меняющаяся идеология, они коренятся в исходной
не ослабевшее общественное начало воплощается в привязанности человеческого существа к другому.
Общественный договор формулируется и поддержи-
122 В. В. Бибихин. мир В. В. Бu6uхuн. мир 123
в согласии мира через понимающее принятие
вается усилием сознания и сознательной воли. О
Целого, до чего ни в какое соглашение вступить
зависимости от другого говорит совесть. Мы
не может иначе, как условно, и ничему не скажет
коснvлись их различия, разбирая то место у
безусловного «да», заранее чувствуя, что ровни ему
Чаадаева, где он от «идеологического сознания»
среди отдельных вещей мира нет. Это значит, что
возвращается, к сознанию в смысле совести. Нужно
и человеческому объекту он никогда не может
ли отличать общественное сознание от совести?
сказать по-настоящему «да». Отсюда условность всех
Есть ли такая вещь, как) общественная совесть?
договоров, их, так сказать, игрушечность. Только
Совестью общества называют людей, способных
условно, только от и до человек может дать свое
напомнить договорившемуся обществу, что оно не
согласие чему бы то ни было, кроме согласия
имеет права вполне распорядиться собой. Совесть
мира. Но общество в своей основе и не договор.
не дает забыть, что мы не принадлежим себе.
Общество в конечном счете стоит на узнавании в
Борьба партий и государств за независимость
ближнем не просто родственника, не просто
внешне движима негодованием по поводу терпимых
земляка, говорящего на том же языке, не просто
несправедливостей, но втайне движима предпочте
единомышленника, верующего в тех же богов, а
нием YД~HOГO общественного договора неудобной,
непонятнои привязанности к другому. Эта привя
Другого, каким человек тайно знает себя в своем
занность, часто тайная, если она порвана, возвра
собственном существе. Человек, мы говорили,
Другой по определению. Общий язык связывает не
шается в других, явных и убедительных формах.
всегда, а угрозу, которую только общий язык с
Во всяком предприятии независимого человеческого
собой и несет, - заговорить вдруг на разных языках
обустройства верх над сознательной волей так или
впредь без какой-либо надежды на взаимопонима
иначе берет со временем закон (новый порядок),
ние,- несет всегда. Нет вражды отчаяннее, чем
не менее неприступныи оттого, что, казалось бы,
между родственниками и единоверцами. Самые
введен людьми для людей.
жестокие войны гражданские. Ревность к общему
О камень, который дает о себе знать раньше
отечеству, к общим богам так же раскалывает, как
всего в розановской «задумчивости» и, не узнанный,
сплочает людей. Вопреки этому многообразному
проступает позднее в законе, разбиваются рано или
расколу, оттачивая себя на его преодолении, людей
поздно все условности и договоры, как бы сознание
связывает более прочная связь узнавания другого
ни подкрепляло их своим усилием. На том же
в себе, себя в другом. Не обязательно чтобы это
узнавание безусловно другого, вбираю~ее в себя
камне стоит, или, вернее, этим камнем является
отношение человека к другому, основа человеческих
из-за своего размаха всякое другое узнавание, было
связей. Обшество в этой своей основе так же
осознано, как не обязательно, чтобы человек знал,
переживает свои временные устройства, как язык
почему именно он не может сказать полновесного
- свои исторические формы.
«да» ничему в мире, кроме как целому миру.
Мы уже догадывались о каменной неприступно
Сознание осозн~ет только то, что ему уже дано,
сти человеческого сушества, когда говорили, что
можем найти себя только в мире; что человеческое
тогда как другои определяет меня - в этой самой
моей неполноте, заставляющей искать себя,- и
сушество, чистое присутствие, узнает себя только
тогда, когда еще не открылся мне. Больше того, сти, которая только тайное лицо отрешенности
по-настоящему осознать в другом себя и невозмож мира. Догадываясь через другого о себе самом,
но. От сознания тогда потребовалось бы слишком пусть в несогласии с ним, я утверждаю такую
многое - отказ от собственной природы, отражения. связь с ним, прочнее которой нет связи вещей
Отражая в своем сознании другого, я делаю его или предметов: признаю его за существо, тоже
аспектом самого себя, гранью своей многогранной способное, как я, сказать безусловное «да» только
личности. Себя в другом я могу по-настоящему не согласию мира; в самом его неприятии меня, в
осознать, а только угадать. Полагаясь на сознание, неспособности безусловно принять меня угадываю
я, скорее всего, не дам хода своей догадке. Она себя, свою собственную неприступность, а до того,
останется во мне как голос совести. Совесть говорит пока приспосабливал его к образам своего сознания,
мне, что я никогда не' один. Сознание, напротив, нигде не мог себя узнать или угадать и оставался
неопровержимо доказывает мне, что я один, вызывающе одиноким. Угадыванием себя в другом,
единственный, неповторимый, таких больше нет. любовью и ненавистью сцепляется человеческое
Другим знанием, догадкой, предчувствием, совестью общество, отсюда его нерушимая прочность, которую
я вижу, что я весь при другом, что я в самом не сравнишь с прочностью договоров и условностей.
своем существе другой, чем сейчас сознаю себя. Я Общество, прежде всего - связанная тесными
угадываю в другом себя вовсе не по подобию с отношениями, часто родством, регулярными пере
таким, каким себя сейчас сознаю,- такого другого делами земельных наделов, совместным несением
я как раз никогда собой не прианаю, такой меня повинностей, взаимопомощью сельская община, но
скорее отталкивает,- но догадкой совести угадываю также и всякое общество называется в нашем языке
в другом себя такого, каким себя пока не знаю, миром. Это значение - мир как община - похоже,
настоящего. В неприступности, неподвластности очень старо, и его нужно отличать от позднего
другого я узнаю себя самого вместе с моей бездной евангельского «мира» как «мира сего», противопо
и с моей неприступной каменностью. ставляемого «будущему веку». В каком смысле
Именно потому, что я угадываю в нем община это мир, нужно было бы разобрать
настояшего себя, которого в самосознании не подробнее. Конечно, какое-то понимание этого у
распознал и от которого в самонаблюдении нас уже есть. Называя общину, общество миром,
отшатнулся, я отметаю, легко и уверенно, ложные наш . язык ставит опыт мира в связь с нашим
образы, под которыми он, возможно, хочет в моих отношением к другим людям. Связь эта не может
и своих глазах скрыться. Я оказываю ему честь, быть прямой. Наше общение с другими совсем не
не соглашаясь с ним, вызывающе говоря с ним на обязательно и далеко не всегда мирно. Мой опыт
разных языках. Мой соотечественник, земляк, мира должен, желательно, каким-то образом стать
родной, мой самый близкий, он же и самый обшим. Он предполагает, однако, безусловную
далекий. Я имею смелость, дерзание заглянуть в свободу, мою и других. Свобода во всяком обществе
него глубже всякой условности, признать его за ограничена. Полное согласие между людьми невоз
того самого другого, которого я угадываю в моей можно.
собственной каменности, неприступной отрешенно- Но мы видели, что узнавание в другом близкого,

по существу меня самого не предполагает то-то и ТО-ТО», «нельзя больше терпеть». Ни это
готового согласия с ним, наоборот, иногда требует движение на площадь, ни эти дела, ни это
спора. Несмотря на этот спор с другим, опыт мира нетерпение сами собой камень с души не сняли
невозможен без другого. Почему присутствие бы. Настоящая соблазненность массы народа, толпы
другого, с которым я не обязательно согласен своим коллективным движением происходит не
только и делает возможным опыт согласия? Язык' оттого, что толпа постановила сделать и сделает
называющий общину и общество миром, за~тавляе; такие-то вещи, исполнение которых снимает камень
думать о том, что крики улицы и рынка не только с души, а наоборот: неназванная цель, облегчение,
не мешают согласию, но наоборот, оказываются сбивает людей в массу, а названная цель
условием для него,- если его искать там, где оно подстраивается задним числом к той настоящей.
по-настоящему только и может быть, в событии Для чего вообще люди сбиваются в толпу? По
мира. существу - чтобы «всем вместе» было легче. Люди
сплачиваются в массу, чтобы облегчить для себя
тяжесть труда. Какого труда?
6 Человеческое существо состоит с трудом не в
случайных отношениях, когда человеку по суровой
необходимости приходилось бы трудиться, он
Почему другой держит ключи от меня? Почему совершал бы свой труд и тогда мог бы уже, по
я не могу УСтроиться сам один? Только потому, крайней мере временно, не трудиться и на досуге
что он свободен и никакими уговорами я его не принадлежать самому себе. Отношение к труду у
могу по-настоящему уговорить? Потому, что его нас более сущностное. Человека нет без труда.
приговор обо мне не могу никакими стараниями Еще раз спросим: какого труда? В Библии сказано:
изменить? Но даже если бы я мог его и вычислить «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Книга
и уговорить, и увлечь. Никакое соглашение ~ Бытия 3, 19). Человек проклят за грех, за то,
други~и меня по-настоящему устроить не может. что не слушал, что ему было сказано, и теперь
Покои только в согласии целого мира. В группе, обречен на труд? Если труд ВЫНУЖденное
в коллективе человек никогда еще не находит всего наказание человеку, тогда, может быть, человек
себя так, чтобы уже не нужно было искать себя. имеет право все-таки хоть немного себе его
За кругом своих - большой мир, который всё облегчить коллективным условием, применением
равно неизвестно, что думает. машин? Или облегчать себе нельзя, как снимать
А если сбиться в очень большую согласившуюся с себя то, что не мы на себя наложили, чтобы
группу? Сплоченная толпа захватывает уносит к своеволию не прибавилось новое своеволие? Или
человека с собой, снимает с души KaM~HЬ. Что в чем-то человек имеет право облегчить себе, а
это за тяжесть, которую снимает сплоченная толпа в главном - нет, потому что перестанет быть
со своего участника? Какое она дает облегчение? собой, если не станет нести? КаЖдЫЙ посетитель
Толпа идет ради некой цели. Эта цель обычно монастыря в Новом Афоне под Сухуми должен
названа словами: «идем на площадь», «будем делать был принести от берега моря наверх камень для
128 Н. Н. Бибихин. мир В. В. Бибихин. мир 129
монастырских хозяйственных нужд. Экскурсоводы достанется только часть прежнего усилия; значит,
цитируют это как еще один случай эксплуатации наоборот, что теперь не свой труд станет меньше
народа церковниками. Что здесь было - вправду отвлекать от своего. «Придите ко Мне, все
желание всегда извлечь пользу из человека или, трудяшисся и несущие тяжесть, и Я успокою вас»
скорее, монашеское напоминание каждому, что (Евангелие от Матфея 11, 28). В каком смысле'!
трудное несе~ие камня человску так или иначе во Отменю ваш труд и сниму тяжесть'! Но в
всяком случае необходимо'? Что же это за вера следующем стихе говорится: «Возьмите иго Мое на
такая - нельзя, чтобы человеку было легче, нс себя», т. е. вместо других тяжестей, которые вы
имеешь права снимать с ссбя тяжесть? Или все-таки несли на себе, оденьте теперь на шею Мое ярмо,
христианский аскетизм одно, а «настоящая жизнь» «потому что ярмо Мое благо». Крест, ярмо,
другое, и здесь человек с успехом облегчит свой неотступное несение тяжести, камня в гору. Только
труд'? Или на свою беду'! Китайскому мудрецу под таким грузом человек становится способен к
посоветовали поставить над колодцем журавль с полету.
противовесом, чтобы легче поднимать воду ведром. Обещание «придите, все трудящиеся и несущие
Я знаю о таком облегчении, ответил он; но за тяжесть, и я облегчу», без добавления «оденьте
нетрудностью следует лсность, за леностью всс себе на шею ярмо», «поднимите и несите крест»,
пороки. И он отказался от нововведсния. слышится со всех сторон и постоянно. Все вокруг
В каком смысле ренессансный поэт Петрарка делается для человека, для облегчения его труда,
сказал, что «человек рожден для труда, как птица так что теперь человек уже целые годы имеет
для- полета» (Книга о делах повседневных XXI 9)'! возможность проводить без единственного дня
В грустном смысле, что птица рождена летать, а настоящего усилия и забыть, что такое ярмо,
человек, увы, трудиться'! Или наоборот: как птицу хомут, в который бык впрягается рано утром, и
полет, так человека поднимает труд'! Труд тогда его распрягают, когда дело сделано, не раньше. И
не нужда, а единственное добро, помимо которого все равно страсть облегчить не кончается, наоборот,
всё или зло, или безразлично. разгорается. По-другому не может быть: тревога
Труд у каждого свой, но одинаково трудный и больше не тогда, когда делаешь долгое трудное
одинаково требует всего человека. Если всякий труд дело, а тогда, когда его отложил; и, с другой
облегчен, то под угрозой человек. стороны, то, что человек не принялся еще за свой
Н е обязательно говорить по Сартру, что если труд, не мешает ему искать облегчения, как раз
действительность не навалилась на нас, как наоборот. дело в особенности своего труда: он
тяжелый неподвижный зверь, то мы не живем. Не такой, что его можно отложить, даже навсегда, но
обязательно, если у нас снят камень с души, мы не отменить.
должны спешить себе этот камень вернуть. Ясно Когда на призыв «придите, трудящиеся, и я
только одно, что сообщество, малое или большое, облегчу» люди сплачиваются в единый организм и
никогда не облегчит человеку его обязательного коллектив становится ширмой, за которой прячутся
человеческого труда, и если облегчит, то на беду. от своего труда или прячут свой труд от себя,
Разделение труда не значит, что теперь каждому количество труда делается не очень существенным.
Непосильный объем его становится только заменой и либерал с либералом. Мир устроен загадочнее и
ожидаемому усилию, т. е. идет в счет только как прочнее партии. Человек по-настоящему узнает себя
мера человеческого всесилия, самого по себе не в похожем, а в другом потому, что сам в
безразличного или злого. Коллектив, сплоченный своем собственном существе тайно угадывает
таким условным трудом, исподволь ищет способов другого. Конечно, он узнает себя в живом существе,
распада. Его замыслы сокрушаются, как мечты в растении, в природе, и обществом охватывается
Вавилона в свирепом 136 псалме библейской всё это. Человек связан со всем и ко всему льнет.
Псалтири: «Горе тебе, дочь Вавилона! Торжеству Но в животных, в растениях, в природе человек
ющий враг схватит твоих детей и разобьет их о еще не до конца узнает себя потому, что они не
камень» (в Синодальном переводе: «Блажен, кто совсем другие ему, они принадлежат человеку и
возьмет и разобьет младенцев твоих о камень») . продолжают его. Настоящий другой так же мало
Как человек не найдет себя в собственных принадлежит человеку, как существо человека,
планах, так общество не обустроит себя по чистое присутствие не принадлежит ему, а наоборот,
решению, скорее наоборот. Общество, напоминает человек принадлежит этому своему существу,
наш язык, не устройство, а мир. Мир нельзя признан вернуться к нему и в нем осуществиться.
устроить, забыв, что он с самого начала уже был В этой особенной принадлежности человек принад
для человека тем целым, без которого человека лежит своему другому не так, как вещь принад
еще нет. Тем, что человек с самого начала лежит хозяину,- хотя здесь заложена и опасность
относится к миру, заранее предполагается его связь рабства у другого, и угроза принадлежать ему, как
с другим. Может ли быть такое, что общество-мир вещь принадлежит хозяину.
всегда уже есть и устраивание общества на самом В этом, но и только в этом смысле принад
деле бывает только возвращением к нему или лежности другого к моему собственному существу
уходом от него? Нет причин думать, что с я заранее принадлежу обществу как целому миру,
человеческим обществом иначе, чем с человеком, а вовсе не в том смысле, будто общество
который осуществляется не так, что устраивает коллективной властью вправе привязать меня к
себя заново. Он не может даже заглянуть за тому, чему я не могу сказать безусловного «да».
пределы своего существа, чистого присутствия. я найду себя только в мире. В его согласии, в
Точно так же обществу никогда не дано стать допущении вещам быть тем, что они есть, в
ничем другим, кроме как восстановлением мира, отпускании вещей на волю, в возвращении к
причем ни в частном мире общество никогда не чистому присутствию Я встречаюсь С другим.
согласится, ни в запредельном «<божественном») Чистое присутствие неделимо на твое и мое.

быть миром не перестанет. Мое касается тебя, твое входит в меня. Мы об
Возможность и призвание быть не муравейником, этом говорили, когда заметили, что чужое настро
а миром обеспечена обществу тем, что человек ение задевает нас раньше и глубже всего. Оно
узнает себя в другом и находит себя, только всегда уже заразило нас так, что только задним
допустив себя до такого узнавания. Общество еще числом мы можем поймать себя на зависимости
не мир, когда плотник солидаризуется с плотником от чужого «влияния». Общество-мир раньше, чем
мы успеваем фиксировать, общается «влияющимия присутствия, особенно через искусство, происходит
настроениями так, что они оказываются непопра до сознания и независимо от него. Я не занимаюсь
вимо общими, и с трудным анализом их источников политикой, говорит художник; он далек от
мы всегда опоздали. Единственно важная граница обшественных интересов, говорят о нем, или даже:
между «твоим» и «моим» обозначается при этом он антиобщественный элемент. ЭТО значит: худож
так неОЖИД8ННО и резко, что не затрудняет ник с головой ушел в бездну мира и, может быть,
влияния, скорее наоборот. Когда я узнаю себя в один по-настоящему имеет дело с обществом в
другом, он не обязательно узнает себя во мне, и этой его СУТИ,- со стихией любви-ненависти,
никакими способами повлиять на его узнавание, привязанности-отталкивания, тайно скрепляющей
обеспечить себе его, принудить к нему я не могу общество задолго до того, как оно осмыслит свои
именно потому, что сам от него завишу. Другой скрепы И.1И хотя бы начнет логалываться о них.
может смотреть прямо на меня и не видеть, АПО.1ИТИЧНЫЙ художник был всегда незаметно со
ненавидеть меня. Превратить его ненависть в всеми.
узнавание у меня нет средств, такое дается только до моего самосознания, до различения моего и
чудом. твоего другой своим присутствием уже задел меня,
. Он ненавидит, потому что видит во мне вещь, заразил мое настроение, поселился во мне, и я
которой не может сказать «да», И не видеть ее принял себя, каким оказался, с самого начала
не может, потому что наблюдению в человеке открытым присутствию других. Общество называется
открыта только вещь; присутствие невидимо и в том же самом смысле миром, в каком мир есть
недоказуемо. Он не может допустить меня, потому то, к чему я должен вернуться, чтобы собрать
что ненавистное недопустимо. Из-за меня, ненави себя. Ни с чем другим, кроме как с целым миром,
стного, он не знает мира и оттого ненавидит меня я не соглашусь, Что входит в общество, вернувшесся
еше безысходнее. Моим настроением другой, ко к миру'! Легче спросить: что из него исключено?
нечно, заражен раньше, чем заметил меня. Но он Исключены ли вещи'! Как они могут быть
ненавидит и свою зависимость от моего настроения исключены, если заведомо допущены согласием
- настолько, .что ненависть делается вторым его мира'! Мир-общество не исключает ничего.
существом. Прервались ли связи между нами? Событие мира не может быть устроено челове
Скорее наоборот. Когда произносятся слова: «Я ком, тем более - подстроено: никаким напускным
разрываю с вами отношения», «вы для меня больше спокойствием его согласия не подменить. В
не существуете», человек продолжает присутствовать. человеческой воле только принять и не принять
для ненавидящего, как присутствие умершего его. В принадлежности человека миру принятие
человека не прекрашается для тех, кто был с ним И.1И непринятие, однако, ничего не меняется.
связан. Меняется лишь то, что, не приняв мира, человек

Через привязанность или через ненависть, эту становится неспособен принять, как есть, вещи
привязанность особого рода, люди в своем чистом мира. Отчуждение от вещей, когда нет сил их
присутствии, тоном которого остается настроение. отпустить, а потому нет возможности и допустить,
связаны раньше, чем замечают. Заражение тоном безысходно задействует человека. ()J.Ю не снимается
никакой деятельностью. Человек, не принявший Это собственное дело каждого в мире основа
согласия мира, не успокоится в своей неотпуска общества, которая обеспечена ему раньше всяких
ющей привязанносги к вещам. Он вникает в них, усилий найти общее дело и на почве дела
чтобы разоблачить их, и они всегда поддаются объединиться. Это не значит, что всякое указание
разоблачению. на общее дело для объединения в нем неправомерно.
Входит яи в мир человек, не принимающий Но раньше всякого дела - труд узнавания себя
мира? Бывают ли чужие миру? Изгнание чужих, в мире.
мы знаем, не только бывает, но и доходит до Коллектив не может существовать без объеди
того, что каждый или оказывается под угрозой, няющего мировоззрения. Раньше место объединяю
или начинает изгонять чужого в самом себе. Другое щего учения о мире занимала религия. Сейчас о
дело, что такое изгнание невозможно. Но человек мировоззрении тоже иногда говорят в смысле
занимается не только тем, что возможно. Изгнание религиозной системы, например, «христианское
из коллектива чужих делает содержанием жизни мировоззрение». Христианское мировоззрение теперь
коллектива подозрение, что он очистился не до уже одно из многих. Внутри христианского
конца. Никогда не удается определить, уничтожены мировоззрения тоже надо различать, учение какой
ли действительно все чужие, и чем шире охват из церквей имеется в виду. Единое мировоззрение
уничтожения, тем острее тревога, что часть чужих всегда неотвратимо склоняется к расколу. Коллек
не выявлена. Жизнь каждого становится условной тив, всего теснее сплотившийся под сообща
до окончательного выяснения. В напряженном исповедуемым мировоззрением, оказывается под
ожидании каждый хочет, чтобы его поскорее самой неминуемой угрозой раскола. Причиной не
проверили, и больше того, предпочитает изъятие и устройство мировоззрения, хорошее или плохое, а
уничтожение пусть даже его самого, если он факт его наличия. Ощущаемый раскол между любой
окажется чужим, условному существованию под расшифровкой мира и миром превращается в раскол
следственного. Когда суд тянется бессрочно, приго внутри мировоззрения. Поэтому случается не так,
вор лучше продолжения следствия. Покончить с что за различием в воззрениях следует раскол, а
условностью существования в коллективе, изгоня скорее наоборот. Раскол между христианским
ющем чужих, может только окончательная проверка Востоком и Западом произошел не потому, что
каждого. Но человека проверить до конца невоз Запад якобы добавил в Символ веры, в остальных
можно. Существо человека - чистое присутствие. членах повсюду одинаковый, слова «филиокве».
Проверяется всегда что-то, присутствие же не что, Сначала наметился раскол, и тогда его знаменем
а есть. стало старое разночтение, проходившее до тех пор
Нужна ли обществу-миру проверка? Такое незамеченным. То же с двоеперстием и

общество заведомо расположено к целому миру. троеперстием в русском расколе. Раскол нигде не
Его согласием допущены все вещи. Проверяющий бывает таким жестоким, как внутри единого
контроль - постоянная нужда коллектива, который мировоззрения.
устраивает сам себя. Чтобы не забыться в В Европе обязательное исповедание единого
самоустройстве, общество-мир должно узнать себя. мировоззрения после религиозных войн 16-17 вв.
философский обиход. до Канта с 17 в. в немецком

все больше делалось только формой, малостесни языке зафиксированы слова Weltbetrachtung, «рас
тельным правилом приличия. Была ли эта новая смотрение мира», и Weltbeschauung, «созерцание
терпимость отходом от христианской правды или мира», как nomina actionis, имена действия
возвращением к ней? Где требование обязательного разглядывания мира в смысле теперешнего наблю
мировоззренческого единства возрождается, там дения явлений. Кант мог не заметить, что ввел
начинается чистка коллектива, в принципе беско новое слово, тем более, что применил Weltanschauung,
нечная. Человека проверяют, предлагая ему про «миросозерцание», в смысле тех старых немецких
изнести обязательную для всех формулу, и если слов: разглядывание чувственного мира и составле
он ее не произносит или произносит неискренно ние представления об увиденном. Такое разгляды
(неискренность узнается, например, по глазам), его вание и такое составление представления, говорит
изгоняют или убивают. Но человеку по совести Кант, невозможно, если еще раньше того мир не
никогда не удастся произнести единую и единст дан нам каким-то другим способом, не зрительно,
венную формулу своего отношения к миру так, за его невидимостью. В «Критике способности
чтобы не бегали глаза,- по той причине, по какой суждению> (1790 г., Akademieausgabe 1 5, 255):
он не может сказать безусловного «да» ничему, «Но для того, чтобы хотя бы просто помыслить
кроме целого мира. Это знает опыт веры. Для без противоречия (т. е. без впадения в антиномии)
него неверие не порок, а слабость, сопровождающая данное бесконечное (т. е. мир как целое) - для
человеческое смертное существо, и смиренное этого требуется в человеческой душе (Оешше)
признание сомнений не менее достойно, чем' их способность, которая и сама тоже сверхчувственна.
отметание. Ибо только благодаря ей и ее идее такого ноумена,
Из сказанного как будто бы ясно, что общество который сам по себе не допускает никакого
без обязательного мировоззрения не перестанет быть созерцания себя, однако кладется как субстрат в
миром. Странно, наоборот, что отсутствие мировоз основу мировоззрения как простого явления (т. е.
зренческой формулы воспринимается идеологами как простого представления о мире, возникающего
панически, словно общество не стоит без воззрения в воспринимающем субъекте) ,- только благодаря
на мир. Мир это ближайшее. Может' ли человек идее такого ноумена бесконечное чувственного мира
не видеть ближайшее? Но как раз ближайшее схватывается в целом под единым понятием через
нельзя видеть: мы ИМ видим, оно ближе к нам, чистое интеллектуальное подытожение». Мир есть
чем мы сами. Нельзя выступить из мира так, «идея» в смысле сверхчувственного умопостигаемого
чтобы рассмотреть его со стороны. целого, которое нельзя помыслить. Всякая попытка
Мировоззрение в смысле картины целого мира, помыслить мир наталкивается на неразрешимые
его системы, не только проблематично,- как оно антиномии. В качестве такой сверхчувственной
может возникнуть, если целый мир невидим и не «идею>, которая и от человеческого духа тоже
дает увидеть себя иначе как из собственного требует способности к сверхразумному восприятию,
существа, допускающего принятия всех вещей, мир делает возможным разглядывание всего, таится
но такое понимание мировоззрения было прямо невидимым субстратом представлений о вселенной,
исключено Кантом, который ввел это слово в
дает схватить чувственный мир в едином интел «человек таланта» способен подняться только до
лектуальном понятии. Миром как непостижимой созерцания частей мира и тел внутри мира, но не
идеей обеспечено всякое мировоззрение. То, где «мирового духа»; наоборот, первая и последняя
располагается способность издалека угадать немыс отличительная черта гения -- созерцание универ
лимый мир, Кант называет не Geist, «дух» вообще, сума, т. е. подлинное мировоззрение дело не разума,
а Gemtit, дух в смысле нрава, сердечного волнения, а высшей способности.
интеллектуального чувства. Мировоззрение как Но потом в 19 в. что-то происходит. Сначала
рассмотрение всего мира возможно потому, что Фихте, смело распространяющий априорные схемы,
мир, который бесконечен, т. е. непостижим, годные у Канта только для чувственного мира,
оказывается схвачен целым раньше всякого миро теперь уже и на духовный, спрашивает, почему
воззрения. Взирать на мир можно только потому, надо ограничивать мировоззрение, миросозерцание
что в нашем чувстве была идея мира, на которую тем, что мы видим и слышим: ведь это же только
нельзя взирать,. потому что она невидима. Неви внешнее, а надо попытаться созерцать (наблюдать)
димый мир делает возможным мировидение. Не и внутреннее. Неприступный мир объявлен доступ
так, что отдельные части наблюдаемого мира при ным .. В целом мире не оказывается ничего, о чем
наблюдении складываются в целое, а наблюдать и нельзя было бы говорить, писать, что нельзя было
мир как целый мир, и его части как части мира бы вписать в его картину, и по Дильтею
мы можем только потому, что еще раньше того мировоззрение -- это «совокупный, цельный взгляд
нам дан проникновенный опыт мира -- но именно на мир и положение человека в нем, представлен
невидимого. Таким образом, только одна «вещь» ный в философской системе». Оказывается вдруг,
изъята из мировоззрения: мир как он есть сам по что свести мир к картине -- дело систематизации
себе. или еще проще. Якоб Буркхардт жалуется в письме
Что целое мира не достигается мировоззренче Готфриду Кинкелю 26.4.1844 г.: «Раньше каждый
ским анализом его частей, ясно у Шеллинга, был ослом на свой страх и риск и оставлял мир
который в работе 1799 г. «Введение к наброску в покое· теперь наоборот, всякий считает себя
системы натурфилософию> замечает, что мы не "образов~нным", 'соштопывает себе "мировоззрение"
знаем, как и почему мы видим целое мира; и давай вовсю проповедовать его ближнему».
мировоззрение поэтому может быть только делом Особенно конец 19 века и начало 20 -- время
бессознательного интеллектуального продуцирования. строительства мировозэрений. Евгений Дюринг 0833-
В том же смысле Константин Леонтьев говорит о 1920 заменяет метафизику «мировоззренческим
«полусознательном, в воздухе бродящем миросозер учением». Теодор Гомперц 0832-1912), философ и
цанию>. У Канта, Шеллинга, Гегеля мир дан как классический филолог, делает то же и предлагает
целое на дне человеческого духа, куда нет доступа для старой метафизической философии то, что ему
даже уму, куда по своей воле так же нельзя кажется еще более удобным научным названием
попасть, как в сон. Жан Поль Рихтер, философский из греческих корней: «космотеория», теория KOCMOC~.
эссеист, разыграл в лицах различение уровней, на Космотеория, по Гомперцу, призвана быть наукои,
которых можно и нельзя прикоснуться к миру: «той наукой, которая имеет задачу создать
140 В. В. Бибихин, мир В. В. Бибихин. мир 141
непротиворечивую систему всех тех представлений, старого, кантовского, шеллинговского, гегелевского
которые применяются для отражения фактов как знания, что мир в целом есть то, чем, а не то,
в отдельных науках, так и в практической жизни» что мысль мыслит.
<Wеltапsсhаuuпgslchге, Bd. 1, Jena, 1905, S.17). Т. Но, возможно, люди вовсе не стали так
е. если взять сумму научных и практических знаний забывчивы, что пообещали себе непротиворечивый
человечества,_ то достаточно связать их в непроти взгляд на вещь, на которую, по Канту, нельзя
воречивую систему, и мы получим космотеорию. взглянуть, не оказавшись в тупике антиномий?
То место «Критики способности суждения» Канта, Возможно, слово «мировоззрение» стало теперь
где впервые появляется слово «мировоззрение», значить другое'? Да, так оно и есть. Мировоззрение
начинается с напоминания о вещах, для Канта - давно уже не то, что когда-то говорило это
первых и очевидных: чтобы пусть просто помыслить, слово, не рассмотрение мира. Оно для нас
не увязая в антиномиях, Кант говорит - в почему мы сразу не заметили? вовсе не
противоречиях, мир как данную бесконечность, интуитивное гениальное и непостижимое сверхчув
нужна сверхчувственная способность «с ее идеей ство, не ускользающее ощущение мирового целого,
ноумена», т. е. мира как идеи, «не допускающей а система взглядов в смысле позиции. Мировозз
никакого наглядного созерцания». Теперь, спустя рение теперь не интуиция целого мира, а
115 лет, оказывается, что для создания непроти программа того, как человек должен себя вести,
воречивого мировоззрения требуется просто новый только не в частном случае, скажем, в семье, в
инструмент, научная космотеория. Кант, так профессии, а вообще, глобально. Мировоззрение
сказать, преодолен. Но одно дело объявить Канта говорит: человек вообще в мире вообще должен
преодоленным, а другое - приступить к непри вот что. Это не было известно, а теперь, когда
ступному миру. Как это удалось мировоззрениям? есть мировоззрение, известно. Мировоззрение
Каждое стало знать, что такое мир. общее мобилизационное предписание: каждый иди
Надо было не бояться выглядеть странным, чтобы таким путем и делай то. Оно не созерцание мира,
в 20 веке еще напоминать, что мировоззрение а как раз наоборот, приглашение и повеление от
нево.зможно. Герман Гессе в книге «Малый мир» разглядывания перейти к действию. Хватит отре
<Юеше Welt, В., 1933, S.364) писал: «Мы не шенности, завороженного молчания перед тайной
должны пони мать под мировоззрением нечто вроде мирового целого; пора приступить к нему, разрезать
един~го воззрения на мир. Для этого нужно, чтобы праздничный пирог.
некии идеал высшей ступени, идеал идеалов О расколе, который неизбежно происходит после
который даже как идеал-то можно уловить лиш~ глобальной мобилизации, мы уже говорили. Отсюда,
уже опосредовав его дискурсивной мыслью, подда однако, не следует, что. достаточно просто изба
вался разглядыванию... Мировоззрение может озна виться от всякого мировоззрения в смысле моби
чать всегда только созерцание определенного рода, лизационного предписания. Вызывающая безыдей
а именно такого рода созерцание, которое интуи ность, свежий цинизм только кажутся альтернативой
тивно охватывает отдельные реалии как части идеологической мобилизации. На самом деле они
"мира" , цельного космоса». Это у Гессе отголосок - ее оборотная сторона. Идеологическая целеуст-
ремленность, собранность, с одной стороны, и нигде. Мы упустили мир,' не могли его не упустить
принципиально культивируемая беспринципность, с но и не вправе его упускать. Единственной
другой,- разновидности того противоречия (той возможностью для нас остается не упускать его
антиномии), в которую нас приводит удивительная отсутствия, не забывать своего упущения. Здесь же
неуловимая вещь, целый мир. Вооружает и и наш последний шанс не упустить самих себя.
разоружает или вооружает одних, разоружает Допустить мир для нас теперь значит v не
других. Он нас бросает в мобилизацию или в vпvстить его из виду как уже упущенныи, не
демобилизацию, ведет и оставляет. Важно не смириться с его отсутствием. Можно ли, скажут
выбрать что-то одно из того, во что нас вводит нам, беречь то, что уже отсутствует, целый мир?
размах мира, а не упускать из виду сам мир, Не лvчше ли, если хоть части его остались,
делающий всё это с нами. воспользоваться напоследок ими, а там будь что
да, но ведь, по Канту, мир нельзя видеть? будет? Только кто будет пользоваться, когда нас
Конечно. Отсюда, однако, не следует, что всё самих vже нет и, хотя части мира еще есть, мы
равно, упускаем ли мы из виду невидимое или уже потеряли себя, растеряны в прямом, а не в
нет. Упустить из виду то, что не видно,- легче переносном и не в иносказательном смысле?
легкого, самое простое дело. Как его не упустить? Человека без мира нет. Нигде, как в целом мире,
Может быть, здесь нелегкий труд и собственное не может иметь места существо человека, чистое
дело каждого человека? Упустив невидимый мир, как, присутствие с его основной мелодией, молчаливым
потом найти свое место в нем? Хал.€1tа lCал.а ta согласием.
прекрасное-высокое трудно. Но нигде больше, кроме Хранить целый мир как уже отсутствующий
как в тайном согласии мира, человек себя не через хранение себя как последнего оставшегося в
найдет и нигде больше, кроме как в целом мире. мире места, где целый мир еще имеет себе место
себя не узнает. в памяти об отсутствии его спасенного целого -
Целый мир надо понимать, возвращая весь это, может быть, и безумное, но единственное
размах смыслу нашего слова, как восстановленный дело, оставшееся достойным человека. У же в свои
в неповрежденной цельности, спасенный. Наше давние времена Дон Кихот был безнадежным
«целый» - то же слово, что немецкое das Неи, чудаком, но до сих пор он занимает единственное
спасение. даже если собрать весь оставшийся мир, место, безоговорочно уместное для человека.
будет ли он еще целый? Сколько из него ушло Хранение себя как места, где целый мир,
безвозвратно? Сколько видов живых существ упущенный и невосстановимый, продолжает при
исчезло, и возродить их нельзя? Сколько людей сутствовать своим незабытым отсутствием, когда
ушло раньше времени, не сказав своего слова? нигде vже больше его нет и, похоже, не может
Откуда теперь целый спасенный мир? Разве он не быть,-- совсем не то же самое, что выработка
пошатнулся окончательно, разве мир как он есть мировоззренческой установки, говорящей, как надо
в своем существе не безвозвратно упущен? Значит мобилизоваться в сложившихся условиях; НО И не
ли это, что надо как-то устроиться в поврежденном то же самое, что плюрализм и деидеологизация.
мире? Мы можем найти себя в целом - и больше Неупускание упущенного целого - это возвра-
шение «мировоззрения» в старом кантовском

смысле, заставляющем глядеть на всё в мире в
свете того, на что взглянуть никогда и ни при
каких обстоятельствах невозможно. Целого мира
мы не видим. Но уже видеть вещи в свете целого
значит спасать честь целого. На таком видении
всего в свете упущенного и все равно не
упускаемого в этой своей упушенности целого

только и могут еще стоять человек и общество-мир.
Потому что ведь и общество-мир - это целое,
которое упущено, и сохранить себя оно теперь
может ТО.1ЬКО как место, где ушедшее еще
продолйист существовать в существе времени,
возвращении.
Целое этим еше, конечно, не возвращается. Но

уже говоря о мире как эоне, полнота которого
отсутствует во времени, и о мире как обществе,
упустившем целое, мы даем миру присутствовагь
как упускаемому. Не нужно думать, будто стоит
нам занять ту или иную позицию, как произойдет
что-то вроде хранения мира. Целое присутствует
только в нашем надрыве от того, что его нет.
Спрашивается, что же такое человек, если он

может узнать себя только в целом мире, при том
что целый мир невозвратим? Впрочем, незнание
человека, может быть, еще не самая большая
бела.э-- во всяком случае не такая, чтобы сразу
спешить во что бы то ни стало свести тут концы
с концами.

Bibikhin V V - Mir - 1995 PDF

Enviado por

Dados do documento

Título original

Direitos autorais

Formatos disponíveis

Compartilhar este documento

Compartilhar ou incorporar documento

Opções de compartilhamento

Você considera este documento útil?

Este conteúdo é inapropriado?

Direitos autorais:

Formatos disponíveis

Bibikhin V V - Mir - 1995 PDF

Enviado por

Direitos autorais:

Formatos disponíveis

В. В.

Курс, прочитанный на философском факультете МГУ

дентальные, мешающие широте обзора детали,

зируя их смену. форма. Без целостных форм не было бы ни сущего,

их надо решать, а не высматривать сложности там, и продолжает и может продолжать оперировать?

в своих памятниках. Он присутствует, когда читают

образом его присутствие касается нас в

удивительными формулами было бы занятием, не все-таки определить его в том первом, по

от самого себя. Он может быть в подавленном что-то другое поставить, не железобетонное и не

прочнее, еще основательнее. - Впрочем, тут же первопроходцев и освоителей просторов, потом в

вам, по-видимому, явно примыкает к Гирканскому

* Паvius Arrianus. Alexandri anabasis V 26, 4. * v 26, 1-2.

ствснныи логос, и полнее всего отождествляться с философия некстати подмешивается к математике.

Человечество пришло к нему очень давно. Ведь

ваш мир, о котором вы говорите, писался через i

сознаю, т. е. уже не очень должен: я сознаю, что ничего не перепутывая.

впредь; одно дело мир как универсум,- он раньше,

миру неслышно снимает его, как лодку с мели.

нами, когда она не замечена нами, сказывается в

Человек в своем существе, в основной мелодии Раз отшатнувшись от невещественной мировой

И мы поэтому отказываемся впредь принимать

продолжается вот как:

оно оперирует, распаковывает, анализирует, отра­ Крупица неотразимости в мире помешала бы

И дальше: Меня, во мраке и в пыли

Задачи то старинной разрешенье ,

и вообще историческое, западное как-то сникает уже не схватываем вещи, а отпускаем.

крайней мере немного более опытным, хотя бы

было будущим и будет прошедшим. Я к нему

Аристотеля по существу то же слово, что себя.

из слова то, что в него было кем-то когда-то

ЧТО мы говорим: «земля и небо», неразлучная

оперировать унаследованным ею миром и картиной

каменность в человеке - каменность и для него человеческого существа.

условиться с собой, она безусловна. законы которой неприступны для человеческого

изменяя ей'? Каменность не изменишь. Люди e~ Не все построено на договоре, на условном

отношений с другими, а ради сохранения их Человек связан с другим до договора. Договор

собственной каменности, неприступной отрешенно- Но мы видели, что узнавание в другом близкого,

согласится, ни в запредельном «<божественном») Чистое присутствие неделимо на твое и мое.

связан. Меняется лишь то, что, не приняв мира, человек

Нужна ли обществу-миру проверка? Такое незамеченным. То же с двоеперстием и

философский обиход. до Канта с 17 в. в немецком

шение «мировоззрения» в старом кантовском

упускаемого в этой своей упушенности целого

Целое этим еше, конечно, не возвращается. Но

Спрашивается, что же такое человек, если он

Você também pode gostar

оно оперирует, распаковывает, анализирует, отра Крупица неотразимости в мире помешала бы